Кондуит. Три страны, которых нет на карте: Швамбрания, Синегория и Джунгахора

– Тяжелые времена настали в Синегории. Злые ветры иссушили поля и сады; где шумели прежде леса, там теперь громоздился бурелом, где благоухали розы, все заросло бурьяном и трын-травой. Только ветры выли в трубах да гремели жестяные флюгера. А король пускал мыльные пузыри, слушал, как верещат на крышах вертушки да рявкают духовые оркестры, и любовался облетающими одуванчиками.

Тем временем у Дрона Садовая Голова выросла дочь Мельхиора, в тысячу раз более прекрасная, чем самая лучшая лилия, которая когда-то украшала цветники Дрона. И ясноглазый Амальгама, томившийся в сумрачном замке, полюбил ее. Глаза Мельхиоры напоминали ему радугу, смех ее похож был на хрустальный звон лучей, отраженных зеркалом.

И девушка тоже полюбила Мастера за его лучистые глаза, за светлую голову и солнечный нрав. Дрон Садовая Голова скрывал дочь от короля, но сквозняки пронюхали об этом и донесли Фанфарону.

«Фью-фью! – присвистнул Фанфарон, увидав, как прекрасна Мельхиора. – Я и не знал, что старый садовник утаил от нас свой лучший цветок… Почему бы твоей дочке не стать моей придворной ветреницей?»

Красавица в ужасе отшатнулась от жадного урода.

Король понимал, что Мельхиора никогда не полюбит его, и потому пустился, по совету Жилдабыла, на хитрость. Он знал, что во дворце нет ни одного зеркала, Мельхиора никогда не видела своего лица и даже не подозревает, как она хороша. И Фанфарон приказал всем, кто окружал прекрасную дочь Дрона Садовая Голова, говорить ей, что она чудовищно уродлива. Отныне придворные, встречая Мельхиору, отворачивались якобы от ужаса и омерзения, а король пользовался каждым удобным случаем, чтобы сказать ей:

«Видишь, как я добр! Я, король, могучий повелитель Ветров, предлагаю тебе свою любовь и зову тебя стать моей ветреницей. Смотри, все отворачиваются от тебя, так ты безобразна. Но у меня доброе сердце, я помню заслуги твоего отца и не брезгаю тобой. Соглашайся же, быть может, я сделаю тебя королевой».

Но Мельхиора продолжала упрямо отвергать любовь короля.

«Неужели я так безобразна? – в тоске спрашивала она у Амальгамы. – Как же ты полюбил меня?»

«Ты прекрасней всех на свете, поверь мне, – говорил ей Амальгама, – и я готов повторить это где угодно, хотя бы Ветры и разорвали меня за такие слова. Ах, если бы у меня было хоть одно из моих зеркал, я бы дал тебе поглядеть в него, и ты сама не могла бы насмотреться на себя!»

Но Мельхиора нигде не могла увидеть своего лица. Когда она выходила на улицу, король приказывал ей закрывать лицо покрывалом, чтобы народ не пугался ее уродства.

«Взгляни в мои глаза, – говорил ей Амальгама. – Разве ты не видишь, как ты хороша?»

«Нет, – отвечала Мельхиора, – я вижу в твоих глазах только любовь, которая заслоняет все и так же слепит меня, должно быть, как и тебя, и больше ничего не вижу».

«Тогда пойди к пруду и посмотрись в него – вода скажет тебе правду!» – воскликнул Амальгама.

И прекрасная Мельхиора побежала к пруду. Она наклонилась над его зеркальной поверхностью и стала смотреть на свое отражение. Но один из Ветров тотчас же прилетел сюда и принялся дуть на воду. Зеркало воды зарябило, и прекрасные черты Мельхиоры безобразно исказились. Она в ужасе отпрянула, закрыв лицо руками.

«Да, король прав, я действительно уродлива до крайности. Должно быть, Амальгама полюбил меня только из жалости».

Однако ей захотелось еще раз и окончательно убедиться в своем безобразии.

«Если я так уродлива, ваше величество, – сказала она королю, – то почему бы вам не помочь мне самой убедиться в моем уродстве? Разрешите Мастеру Амальгаме изготовить лишь одно, хотя бы самое маленькое, зеркало».

Король не знал, что ответить. Он был не очень-то умен и догадлив, этот повелитель Ветров. Но хитрый Жилдабыл опять подсказал ему совет.

«Заставь его отлить неверное стекло, – сказал Ветрочет королю. – Пусть она полюбуется на себя в кривом зеркале».

Король позвал Амальгаму и сказал:

«Говорят, что ты очень скучаешь без своих стекол, Мастер. Я разрешаю тебе отлить одно зеркало, но только это зеркало должно быть кривым, и каждый, кто взглянет в него, пусть увидит себя в самом смешном, непривлекательном виде. И чем красивее человек, тем пусть страшнее выглядит он в зеркале. Пусть нос его перекосится и встанет поперек лица, глаза вылезут на щеки, рот расползется до ушей, а уши повиснут, как у собаки».

«Нет! Никогда! – отвечал Амальгама. – Мои зеркала не могут кривить душой перед лицом истинной красоты».

Король разъярился:

«Ты посмел ослушаться моего приказания! Ты хочешь попасть в вентилятор?.. Эй, ветродуи! Взять его!»

«Погоди… Сперва дай мне подумать», – сказал Амальгама.

Он помолчал несколько минут, потом, словно решившись и глядя своими ясными глазами в лицо короля, промолвил:

«Ладно, пусть будет по-твоему, я сделаю такое зеркало».

«Но не вздумай хитрить, – предупредил его король. – Сперва я сам взгляну в зеркало и проверю его на себе».