Кондуит. Три страны, которых нет на карте: Швамбрания, Синегория и Джунгахора

Капка понял, что делать ему тут нечего. Ясно было, что мичман уже обо всем договорился с Корнеем Павловичем.

Но в комнате было так уютно, так хорошо сиделось под большими лапчатыми листьями рододендронов, растущих в кадке у окна и протянувших ветви свои над столом, и так вкусно и радушно угощала Наталья Евлампиевна, что уходить не хотелось.

– А вы бы, ребятки, рыбок посмотрели моих поближе, – сказал мастер. – Вон гляди, макроподиусы, а те маленькие – пецильки будут. А это вот красота плывет, скаляриус называется. Меченосцы еще имеются. Да ко мне из области приезжают за экземплярами. Честное даю слово. Рыбка у меня ученая. Вот постучу, они сразу и собираются.

Мастер постучал ложкой по краю стекла, и действительно, тотчас к этому месту со всех сторон кинулись пестрые и жадные рыбки.

Но в это время за окном послышался уже знакомый затонским пронзительный вой, от которого сразу начинало щемить сердце. Все выше и выше становился звук, дошел до какой-то исступленной ноты, сбежал вниз и снова пошел забирать наверх.

– Батюшки, опять тревога! – всполошилась Наталья Евлампиевна и стала собирать чашки со стола.

Мичман встал.

– Мне по тревоге на месте быть полагается, по своему заведованию.

Где-то далеко застучали зенитки. Заголосили пароходные гудки на Волге. Зенитки ударили ближе. Затрещали пулеметы у пристани.

Капка вскочил и потянул за собой Виктора.

– Мне тоже надо… Дома-то девчонки одни. Перепугаются.

Мичман, быстро застегнув китель, уже надел фуражку и торопливо двинулся к выходу.

Но вот сквозь треск, сквозь разнобойный стук зениток проступил какой-то чужой, враждебный ноющий гул.

– Летит, – сказал мичман, прислушиваясь, и посмотрел на потолок.

Шершавый вой пронесся над крышей, что-то со страшной силой грохнуло поблизости, домик тряхнуло, пол сместился под ногами, раздался звон стекла и плеск воды, сорвало ставни на одном окне. Когда все пришли в себя, на полу, прыгая среди осколков стекла, бились золотистые аквариумные рыбки. У Корнея Павловича было порезано стеклами лицо, текла кровь, но он, не обращая внимания на это, дрожащими руками осторожно, как берут бабочек, прикрывал ладонью бьющееся тельце рыбки и переносил ее в другой, уцелевший аквариум.

Глава 20 Так будет зваться корабль

Капка и Виктор бежали по улицам. Трескучая сумятица ночной тревоги царила в черном небе. Над головой, в недоброй выси, гудели моторы самолетов. Прожекторы толклись в облаках. Огненные паучки зенитных разрывов бегали в небе над Волгой. Где-то на окраине уже занималось зарево.

– Зажигалками садит, – сказал опытный в таких делах Сташук.

У Капки стучали зубы. Его всего трясло. Первый раз он попал в такую переделку. До этого дня тревоги были лишь предупредительными и скоро давали отбой.

– Ну, чего ты? – сказал Сташук и крепко взял Капку за локоть. – Это ничего. Вот только бы он фугасками не стал опять…

Он не договорил. Снова над ними, свирепо распарывая воздух, что-то завыло, просвистело… Виктор повалил Капку на землю и прикрыл его сверху своим телом.

– Лежи, лежи смирно, макушку заслони, рот раскрой.

– А зачем рот раскрывать? – почему-то шепотом спросил Капка.

– Физику не знаешь? Чтобы звуку легче было, а то оглохнешь.

Огромная вспышка зло разодрала тьму. Тяжело грохнуло, Земля заходила ходуном вокруг.

– За переездом трахнуло, – сказал Сташук. – Лежи, лежи, еще летит, рот раскрой. А глаза, если страшно, лучше зажмурь.

– А ты?

– Я уж на все глядеть привык. Лежи.

Опять полыхнуло, и сразу затем ударило: где-то, значит, совсем близко. Потом наступила неверная тишина. Казалось, что все прислушивается и только ждет момента, чтобы снова загрохотать. Зенитки не стреляли. Прожекторы молча ощупывали небо.

– Побежали! – скомандовал Сташук и, подхватив Капку под мышку, поднял его.

Запыхавшись, прибежали они домой. Дома было темно и пусто. Капка догадался, что Рима унесла Нюшку в щель, которая была отрыта во дворе. И действительно, там они и нашли девочек. Рима сидела на дне небольшого рва, держа на коленях закутанную в пуховую шаль Нюшку. Снова рвануло где-то. Нюшка молчала и лишь смотрела на страшное небо широко раскрытыми, перепуганными глазищами. Она не плакала; только, когда где-нибудь близко падала бомба, еще теснее прижималась к сестре.

– Одни вы тут? – спросил Капка, чувствуя себя виноватым перед сестрами.

– Зачем одни? – раздался голос из темноты, и Капка разглядел верного Валерку Черепашкина.

– Ты здесь откуда?

– А я видел, что ты к мастеру пошел, значит, думаю, дома девчонки совсем одни. Ну и все!..

– Ясно! – отозвался голос, густой, как тьма, из которой он шел. Это был Тимсон. – За мной Валерка еще давеча прибежал, когда к тебе флотский этот приперся. Мало ли что… Отбрил ты его?

– Тихо ты… Вот, познакомьтесь, – пробормотал Капка.

– Сташук! – сказал юнга, наугад протягивая в темноте руку.

Тут какая-то вспышка на минуту ослепила всех. И потом Валерка и Тимсон долго трясли друг другу руки в кромешной тьме: каждый был убежден, что он жмет руку юнге Сташуку…