Конечная остановка

Жан-Мари нервно скомкал письмо. Лицемеры!.. Сказали бы откровенно: «Пошел на…», ан тебе нет, они тут турусы на колесах разводят!

Он швырнул письмо в корзинку. И, подобно приступу горячки, его вновь обуял гнев. Время приближалось к обеду. Полдень. И, накрывая на стол, Жан-Мари разговаривал сам с собой: «Попадись ты мне!.. Ну только попадись ты мне!..» Он не услышал, как в кухню вошла Элен и, удивленная, остановилась на пороге.

— Почему ты здесь?.. Нездоровится?

— Не знаю… Нет. Или, вернее…

Он достал из бумажника оба анонимных письма.

— Держи… Сама все поймешь.

— Ясно, — произнесла она, пробежав их взглядом. — Глупость, только и всего.

— Ты ничего не понимаешь! — не сдержался Жан-Мари. — Первое письмо пришло к нам домой. Еще куда ни шло. Но второе отправили туда, в магазин, и его, черт возьми, распечатала эта мымра Седийо. Все уже в курсе. Ты прочти, прочти… «Сука рваная…» Неужели не понятно? Можно представить, что они там обо мне воображают.

— Не кричи так. Соседям вовсе не обязательно об этом знать. Да, конечно, это неприятно.

— Это настолько неприятно, что я уже уволился с работы. Письменно известил господина Дидихейма.

— Ты сошел с ума!

Элен сняла перчатки, обеспокоенно смотрит на мужа. Достает с вешалки домашнюю кофточку.

— Ты объяснил ему, в чем дело?

— Нет. Представляешь, как бы он отреагировал? Я сказал только, что болен и не могу продолжать работать.

— Ну удивил!

Она зажгла газ, взяла сковородку.

— Давай быстрее. Мне нужно через полчаса быть на месте. Мог хотя бы сперва посоветоваться со мной. Это была хорошая работа.

Котлеты шипят в масле. Приготовив салат, Элен утирает глаза тыльной частью руки.

— Ты плачешь? — спрашивает Жан-Мари.

Она передергивает плечами. Он подходит к ней, обвивает рукой шею и шепчет:

— Элен. Я не мог там больше работать.

Резким движением она освобождается от его объятий.

— Ну в чем дело? Может быть, ты и есть тот самый, на что намекает письмо?

Ошарашенный, он отступает, ищет на ощупь стул.

— Элен, что ты говоришь…

— Ты не тот, о ком там сказано?

— Да как ты могла такое подумать!

— А если нет, тогда нужно было на все наплевать, какая разница, что там подумают другие. Твой друг все для тебя сделал. Преподнес работу на блюдечке. А ты из-за какого-то дурака, что потехи ради шлет тебе идиотские письма, уходишь! Это несерьезно. Давай есть!

Поставив салатницу на стол, она раскладывает котлеты. Руки двигаются словно сами по себе, и кажется, нет ни ссоры, ни напряженных лиц, ни обидной резкости слов. Жан-Мари садится напротив нее.

— Идиотские письма, говоришь… Я так не думаю.

— Послушай, — говорит она, глядя ему прямо в глаза. — Или вся эта ерунда рассыпается как карточный домик, или тебе есть в чем себя упрекнуть. Ну-ка покажи мне еще раз письмо.

Жан-Мари протягивает ей письмо через стол. Элен медленно вполголоса читает: «Сука рваная! Как только тебя еще земля носит. Второе предупреждение».

— Именно последние слова, «второе предупреждение», и беспокоят меня, — признается Жан-Мари.

— А меня другое, — отзывается Элен. — Вот это: «Как только тебя еще земля носит». Я не большой знаток анонимок, но эта маленькая фраза заставляет меня задуматься. И тебя, мне кажется, тоже, не так ли? Иначе ты бы не бросил работу.

— Я уверяю тебя, Элен…

— Послушай, Жан-Мари, давай серьезно. (Смотрит на часы.) Нет, я сегодня точно опоздаю.

— Могу поклясться, что совершенно… — начал было он, но она его перебила:

— Конечно-конечно! Я тебе верю. Хотя жизнь порой и преподносит сюрпризы.

— Будь я этим, ты бы, наверно, заметила.

Элен отодвинула тарелку и грустно улыбнулась.

— Я могла бы спросить, почему ты так сдержан со мной в постели. Таких мужей, как ты, поверь, не много. И почему так боишься иметь ребенка?

— А при чем здесь это? — протестует Жан-Мари. — Мне не хочется плодить сыновей-хулиганов или дочерей без работы и без гроша в кармане.

— Ты не имеешь права так говорить.

Он в свою очередь отодвигает тарелку. Шепчет:

— Веселенький обед выдался.

Элен сжимает его безвольно лежащую на скатерти руку.

— Извини. Если писавший хотел нам сделать больно, то он своего уже добился. Послушай, ты мне часто рассказывал, что Френез…

— Лангруа, — исправляет Жан-Мари.

— Хорошо, Лангруа… встречался иногда с темными людишками.

— Да, действительно.

— Возможно, нужно искать где-нибудь тут. Вспомни, наверно, с кем-нибудь поцапался, а теперь вот тебе мстят.

— Да нет. Это смешно. Вбей себе раз и навсегда в голову, что меня просто не существовало. Лангруа всех затмевал.

Они замолчали, затем Элен принялась убирать со стола.

— Вечером поедим чего-нибудь получше.

Он закуривает, она быстро моет посуду.

— Если ты что-то от меня утаиваешь, то давай, я тебя слушаю. И, как сумею, помогу. Ты уверен, что тебе нечего мне рассказать?

Жан-Мари смутился. Отвернувшись, он выпускает клуб дыма.

— Уверен.

— Ну а если копнуть еще поглубже в прошлое… до Лангруа. Ну, не знаю… Скажем, когда ты работал у отца?