Конечная остановка

— Присаживайтесь, мсье Шаван. Врачи опасались, что у нее трещина в черепной коробке, поскольку на левой стороне заметен след от сильного ушиба. В момент столкновения машины с фонарем вашу жену, по-видимому, швырнуло на косяк дверцы. И если бы ремни не самортизировали удара, по всей вероятности, она бы погибла. Но рентгеновские снимки точно установили — трещины нет. Несколько кровоподтеков на руках, плече…

— Короче говоря, она выкарабкается, — сказал Шаван.

Медсестра задержала на нем взгляд, глаза ее, похоже, улыбались не часто.

— Полной уверенности нет, — сказала она. — В данный момент она впала в кому.

От этого слова, такого же ядовитого, как «рак» или «инфаркт», у Шавана защемило сердце.

— Завтра проведут новые исследования, — продолжила сестра. — Не исключены осложнения. Доктор пока держит свое мнение при себе.

— Какие именно осложнения?

— Ну, знаете… Мозг мог пострадать сильнее, чем предполагают.

— А эта кома — она длится долго?

Медсестра кивнула. Взгляд ее смягчился.

— Иногда неделями, месяцами… Ничего нельзя загадывать. Но будем уповать на лучшее. Все мы надеемся, что вскоре возвратим вашу жену, но, повторяю — в данный момент предсказать что-либо определенное невозможно.

Шавану не оставалось ничего иного, как смириться и уйти.

— Эта кома, — пробормотал он, — в чем она проявляется? Может ли моя жена двигаться? Если я с ней заговорю, она меня услышит?

— Приходите опять завтра, после полудня… или даже перед обедом, после процедур, — терпеливо ответила медсестра. — Доктор вам все скажет.

Она кивнула в знак прощания и бесшумно удалилась. Неужели Люсьена обречена? Но эта женщина сказала, что есть надежда. Кома… Нет, она преувеличивает. Кома продолжается несколько дней, возможно несколько недель, после чего больной, очнувшись, как правило, выздоравливает. Шаван силился припомнить какие-нибудь примеры. Он слышал разговор о служащем вокзала в Ницце, на которого наехал велосипед. Вот он тоже впал в кому, но ненадолго. Нет! Люсьена выкарабкается.

Шаван вернулся домой на метро. Усталость воздействовала на него как алкоголь, и он испытывал странное облегчение при одной мысли, что снова вступит во владение своей квартирой, один, без нужды спрашивать: «Что новенького?» Первое, что ему надлежало сделать, это позвонить Людовику, который, возможно, еще и не ложился. Он продумал все объяснения, необходимые для оправдания своего идиотского письма, с которого все и пошло-поехало. Людовик станет на сторону Люсьены. Дядя всегда оказывал ей предпочтение.

Проходя по комнатам, Шаван зажигал одну лампу за другой, швырнул свой чемоданчик на кровать и поискал глазами толстую книгу. В спальне ее не оказалось. Значит, она в столовой? Да. Лежит себе рядом с телевизором. Шаван открыл ее. Письмо все еще заменяло закладку. «Мадам Люсьене Шаван». Конверт не вскрыт.

Шаван вертел его и так и этак. Его письмо утратило всякий смысл. Коль скоро Люсьена его не прочитала, зачем же ей понадобилось в три часа ночи ехать на бульвар Мальзерб. Он вскрыл конверт и для большей уверенности извлек листок… «Дорогая Люсьена…» За обращением следовал текст, над которым он так долго корпел. Чистая потеря времени! Шаван злобно разорвал свое письмо в клочки и швырнул их в пепельницу, полную окурков. На этот раз причина аварии становилась совершенно необъяснимой. Может, Люсьене кто-то позвонил по телефону? Но кто бы это мог быть? Она ни с кем не вела знакомства. Едва ли обменивалась парой слов с соседями. Шаван посмотрел на часы. Половина первого. Людовик станет ворчать. Ну и пусть. Шаван набрал его номер; звонки долго оставались без ответа. Наконец-то трубку сняли.

— Алло!.. Крестный, это ты? Извини, если я тебя разбудил.

— Ясно-понятно, ты меня разбудил, — брюзжал Людовик. — Тебе известно, который час?..

— Я звоню по поводу Люсьены. Она попала в аварию. Находится в коматозном состоянии, лежит в Ларибуазьере.

— В коматозном состоянии, говоришь?

— И оно может продлиться дни, недели…

— Что ты плетешь?

— К сожалению, это сущая правда. Меня известили еще в Ницце, и я прямо с Лионского вокзала отправился в больницу. Она ехала в машине и врезалась в фонарный столб. Мозговая травма и несколько царапин.

— Когда же это случилось?

— Прошлой ночью… На бульваре Мальзерб… в три часа.

— То есть как это в три часа?.. Ты хочешь сказать, в три часа ночи?

— Да. Я думал, может, ты мне объяснишь…

— Никакого понятия, бедняжка Поль. Я совершенно ошарашен… Ты виделся с лечащим врачом?

— Нет. Только с дежурной медсестрой. В настоящий момент Люсьена, похоже, вне опасности.

— Я полагаю, визиты к ней запрещены?

— Ну, не для близких родственников! Я рассчитываю увидеть ее завтра. Хотя бы на минутку, но, понимаешь, все это так невероятно… Я все еще задаюсь вопросом, а нет ли тут какого-нибудь недоразумения; в самом деле, она ли это угодила в больницу. С чего бы это ей выходить из дому среди ночи?

— Я знаю не больше тебя… Она не оставила тебе записку?

— Вполне возможно. Я настолько потрясен, что такая мысль мне даже не пришла в голову. Пойду-ка погляжу.