Люсьен сложил газету. Комплименты комиссара не оставили его равнодушным, однако выкуп его уже не волновал. Все это в прошлом. В газете рассказывалось о событиях вчерашнего вечера. А это означало, что, когда газету напечатали, Элиан еще не появлялась. Когда же она сбежала? Если она скрылась раньше, то первое, что ей надлежало сделать, это сообщить о себе, позвонить, оповестить всех, и полиция уже бы приехала за ним. Значит, остается предположить, что она убежала на рассвете и долгое время блуждала, пока ей не оказали помощь. Но даже в этом случае она уже несколько часов разгуливала на свободе. Несмотря на «редкостную сообразительность», которую признавал за ним комиссар, Люсьен не мог понять. Он вернулся на кухню и стал расспрашивать Марту.
— Никто не приходил?
— Нет.
— И не звонил?
— Звонили два или три раза. Больные хотели записаться на прием.
— Ваш сын ничего не говорил вам?
— Он сказал, что они много работают и что скоро, возможно, появятся какие-то новости.
Вот как! Новости! Люсьен долго обдумывал это слово. Может, Элиан уже в полицейском участке? Ее допросили. Записали ее показания. Послали обыскать лачугу. Все это в глубокой тайне, чтобы хоть на время избавиться от журналистов. Затем полицейский Шеро отправился в больницу и, не привлекая к себе внимания, побеседовал с доктором Шайю. «Часто ли отсутствовал ваш сын? Не выглядел ли он озабоченным? Много ли он тратил?» И так далее. Ибо действовать следовало осмотрительно. Ведь речь шла о преступлении несовершеннолетнего. А в таких случаях сначала обращаются к родным. Время близилось к полудню. Полиция, видимо, не заставит себя долго ждать.
В половине первого позвонил доктор.
— Не ждите меня. Я приду поздно.
Люсьен взял трубку.
— Что-то не так? — спросил он.
— Ничего подобного. Просто меня не отпускают.
— Кто?
— Как это кто? Я должен присутствовать на операции, которая продлится долго, вот и все. А у тебя как дела?
— Нормально.
— Скажи Марте, что я не буду обедать дома. Когда вернусь, съем бутерброд.
Ладно. Значит, ложная тревога. Но что же все-таки с Элиан? Что она там замышляет? Чем занимаются в уголовном розыске? Люсьен едва притронулся к еде. Он решил отправиться в лицей, где не показывался… наверное, уже два дня. Его отсутствие заметят, а это ни к чему. Он пожал плечами. Неужели это может ухудшить его положение! Какое ребячество. Он зашел в гараж Корбино, железные ставни там были опущены. Объявление на двери гласило: «Закрыто в связи с похоронами». Между тем Кристоф продолжал работать на бензоколонке.
— Никто не приходил? — спросил его Люсьен.
— Народу сейчас не много, — ответил Кристоф.
— Я говорю не о клиентах. Я имел в виду не клиентов, а других людей.
Кристоф удивленно взглянул на него.
— Нет. Страховые агенты все уже оформили. Дело идет своим чередом.
Люсьен не стал настаивать. Он подсчитал, что у него еще есть время заехать в квартал, где жила Элиан. Может, хоть там он что-нибудь обнаружит. Но в округе жизнь шла своим чередом, как обычно. Малолитражка по-прежнему стояла на месте. Где же Элиан? Может, она прячется? Ожидание и страх породили у него что-то вроде проницательного отчаяния, сжигавшего его, точно жестокая лихорадка. Покончить с собой!.. Вот единственное мужественное решение. Но пока еще слишком рано. Прежде надо все разузнать. Впрочем, полиция, может, уже в лицее. Разве инспектор Шеро не говорил, что вернется?
Люсьен отправился в лицей. Но никто не явился за ним ни на урок французского, ни на урок истории. Он только узнал, что делегация учеников пойдет на погребение Эрве на Восточное кладбище. Церемония должна состояться завтра в три часа.
Словно неприкаянная душа, он вернулся домой, включил приемник, чтобы послушать новости. Если Элиан отыщется, об этом сразу же сообщат. Но нет. Встреча президента республики с канцлером Германии… Забастовка служащих метрополитена… Спад паводка на Луаре… «Пускай приходят! Пускай арестуют меня, и дело с концом!» Он то шагал из угла в угол, то бросался на кровать. Репетировал таким образом свое поведение в тюремной камере. И так может длиться несколько лет. Уж лучше сдохнуть. Наступил вечер. Время от времени у него сжимались кулаки. «Что же это она вытворяет? Боже мой, что она вытворяет?»