Конечная остановка: Меркурий

А немного погодя, дорога начинает откидывать тебя назад — словно любимая жена нелюбимого мужа — попросту не дает поставить каблук с подошвой на свою поверхность. Ты долго ищешь, где меньше “отпружинивает”, наконец, утирая пот, прижимаешь ногу к земле. Ты все-таки идешь, но куда-то вбок, совсем в ненужную тебе сторону.

Любой на нашем месте очумел бы и стал заливаться безумным смехом. А мы с Шошаной если и сверзились с мозгов, то весьма незаметно. Мы даже проанализировали такой проклятый феномен, который на Земле явно прозывался “леший водит”.

Получилось, что нитеплазма, из которой состоит почва в этой местности, имеет “правый” (условное обозначение) заряд, так же как тела горемычных странников (вроде нас). Поэтому она брезгливо отбрасывает их ноги вместе с башмаками. И вообще, любой направленный в нее импульс движения немедленно отфутболивает обратно. Она неохотно пропустит путника лишь перпендикулярно к своим силовым линиям.

Оплодотворенные новыми знаниями, мы долго пробирались “боком”. Причем через какие-то джунгли, кружа и возвращаясь в прошедшее время-ставшее-пространством. Там порой встречали самих себя, только “несвежих”, часовой и трехчасовой давности, один раз даже пили кофе вместе с этими фантомами.

В итоге все-таки выбрались на мощеную дорогу. Где выяснилось, что мостовая под ногами может быть не только твердой, но и жидкой, настоящей топью. Насчет этого в “энциклопедии нечистой силы” наверняка статейка имеется. Как себя поверхность поведет, западло или не очень, зависит от того, сильно ли топаешь. Я в этой мостовой тонул и Шошану чуть не утопил, когда она полезла меня вытаскивать с какой-то палкой. Лишь, когда прекратил трепыхаться, то выкарабкался. Как из проруби — осторожно выверчиваясь и выкладываясь плашмя на близлежащий твердый участок.

Стало ясно, что по дороге, сильно заряженной “налево”, хаживать вообще не стоит, ведь она норовит поглотить тебя вместе с импульсами движения. А если уж приспичило, то не пытайся идти простым шагом, а расторопно скользи “как на лыжах”. (Ганимедовцы, каллистяне и прочие обитатели юпитерианской системы о лыжах осведомлены не понаслышке, все сдавали нормы ГТО по фторводородному снежку).

Плазмонт, кстати, пособил горю, припорошил сначала, а потом постарался и вовсю снега навалил.

Еще повстречали мы в зимнем лесу огромного ледяного мужика. Удирали от него, проваливаясь по колено в снег, а он сзади крушил деревья. Мы же, столкнувшись с каким-нибудь прутиком, отлетали с громким хлопком на несколько метров назад. Когда этот дядище настиг меня, я застыл, прощаясь с непутевой жизнью, и лишь машинально заслонился рукой от огромной ножищи — но великан усвистал от одного тычка как воздушный шарик.

Так что, граждане ученые, не только древние привидения, лешие, буйные духи с оборотнями, но и всякие переростки, циклопы с гигантами, тоже были нитеплазменные. Пригласили бы меня в темное Средневековье, я бы стал там лучом света, отличился бы на поприще борьбы с нечистой силой, отбирая лавры у клерикалов.

А великана я победил, потому что заряд мой был намного больше и, по счастью, оказался того же “правого” знака.

Отбившись от ледяного верзилы, я тяжело плюхнулся на пенек, в то время как Шошана аккуратно прислонилась к елке. Когда через пять минут собрался дальше в путь, то определил, что напрочь приклеился задницей к сидению. Сильно бился, устроил конвульсиум, но сняться не смог. Хотела мне Шошана пособить, но ее так стало притягивать, что я еле успел ее отогнать. Потом я уже похитрее сделался, пытался сняться с заколдованного пенька аккуратным кручением. И опять ничего радостного. Уже согласился с тем, что видно судьба мне исчахнуть на этой полешке. Лишь когда Шошана с почтительного расстояния уговорила меня расслабиться, дело моего спасения заладилось. Мирные пульсации угомонили мои напряженные мышцы, “правый” заряд тела упал до приемлемого уровня, и мне удалось сняться с вражеского “левого” пенька, не оставив на нем “бубенцы” и прочие интимные принадлежности. А что, разве столь страшный урон не терпели мужики, попадавшие в схожие переделки на Земле?

После этого я себе на носу зарубил. Общаясь даже с небольшими левозаряженными предметами, надо старательно понижать свой собственный правый заряд.

— Обними меня,— однажды напросилась Шошана,— пока это позволяют обстоятельства.

Мы как раз намучились с “левым” холмом, который надо было преодолевать по-змеиному: ползком, извиваясь и забирая вбок.

— Ты впервые сама предлагаешь половое сотрудничество. Как, Шошка, это уже не мерзость, что ли?

— Теория симметрий говорит, что мерзость — это понятие относительное. Как и сила.

Я понял, что со стороны Шошаны расправа мне теперь не угрожает. В самом деле, чем слабее и “травояднее” какой-нибудь вид животных, тем больше времени он уделяет любовным делам и меньше занимается выяснением отношений.