Конечная остановка: Меркурий

Об этом можно было покурлыкать, глядя, как голубенькие мерцающие ниточки тают, а над нами лениво проползает марево, искажающее показания приборов. Оно было похоже на время, которое, освобождаясь из вражеского плена, на радостях кушает растолстевшее пространство. А когда основательно обглодало его, голубые ниточки совсем погасли, вдобавок сквозь рассасывающееся марево проступили столь приятные ныне глазу очертания горы Череп. Оказались мы ровно на том месте, от которого двигались трое суток. Пока мы таким странным способом вырывались из дружеских объятий демона, меня выручали наркомультфильмы и джин с тоником (таблеток того и другого еще хватало). Шошана довольствовалась леденцами с медитацией, и, по-моему, была просто заторможена, даже подавлена той незавидной ролью, которую пришлось ей сыграть.

— Подумаешь, встретили одно-единственное чудище, которое к тому же быстро рассопливилось,— безрезультатно утешал я ее. — Настоящие серьезные монстры, наверное, треплют его по щекам и обзывают “щенком”.

Как надо себя вести, если в одно прекрасное утро ты просыпаешься усатым тараканом или, например, килькой в банке. Наверное, сообразно новым обстоятельствам. У меня это получалось лучше, чем у напарницы. В чем Космика преуспела более всего, так это в превращении человека в нолик, которому как-то до фени, живой он или уже “сморщился”. Исполнилась многовековая мечта всех йогов, факиров, монахов и прочих самоистребителей. Тот мужик, который инкубатор для выращивания космонавтов придумал, сделал для освоения космоса больше, чем все Циолковские, фон Брауны и Королевы вместе взятые.

Шошане тоже было до фени, целый ее организм или распался на составляющие. Но оттого, что ее фемство не сдюжило против аномалии, психика ее маленько треснула.

— Шошка, ау, по-моему нам пора тронуться. Только не в психическом смысле, а в физическом — туда, где мы еще сможем принести пользу державе. Мы сделали хороший крюк в сторону, едва не повисли на этом крючочке, но теперь пора выбираться на старую дорогу. Искренне надеюсь, что оппоненты уже посчитали нас без толку погибшими и перестали нам заботливо готовить всякие сюрпризы.

Шошана, хоть и насупилась, но безропотно стала искать перемычки между новым и старым путем. Все-таки у этих фемок особое чувство субординации, едва ощутила мое командирство и уже бестрепетно подчинилась.

Конечно, пришлось немного отмотать назад по новой дороге, потом попотеть мозгами, пытаясь вычислить, где на переходе к старой трассе мы всего лишь провалимся, а где — утопнем. В итоге определилось — перед горой Череп свернем налево, затем протиснемся по краюшку каньона Канон, и отважно рванем через низину Шабашкин Суп.

В той самой низине я чуть ли не треть пути перся впереди вездехода, как бурлак на Волге и на трогательной картине известного художника. Вернее, привязавшись к машине веревочкой, бежал на мокроступах впереди брони и определял собственным телом да прибором-почвовизором, где тут есть дорога, а где — жадная меркурианская трясина.

Когда мы с Шабашкиного Супа выбрались, я быстренько прописался в кабине, и со словами “друзья познаются в еде” накинулся на праздничный стол: цыпленок табака в пилюлях и борщ-порошок. Но не успел такой призрачный обед расщепиться в моем желудке, как нас попытался прооперировать лазером какой-то свинтус в вертком вездеходе — то ли очередной наймит наших прежних притеснителей-прижигателей, то ли вполне самостоятельный разбойник.

Я только успел крикнуть: “Мать его за ногу”, чем однако перешиб стресс и вместо супрессантов начал вырабатывать кортизол и прочие гормоны бесшабашности. (Чуткая Анима еще и простимулировала этот процесс.) А вот Шошана своим сверхсобачьим нюхом загодя учуяла готовящееся посягновение, вернее заметила искусственность в естественном пейзаже. Она вовремя поставила вездеход на задние паучьи лапки, поэтому иглы бешеного света прошили не нас, а пространство неподалеку от днища. Оправившись, я заметил, в какую сторону махнула головой фемка и застрочил по врагу из массивного бортового плазмобоя. Если точнее, мыслеусилием развернул ствол, и задал автоснайперу сектор битья.

Среди фонтанчиков — там выстреленная мной плазма испаряла камни — мелькнуло искусственное тело и юркнуло в какую-то трещину. Видимо “огневая точка” сочла себя подавленной и решила исчезнуть по-быстрому. Когда корпус нашей машины из вздыбленного положения опустился на грунт, то выяснилось весьма приятное обстоятельство — мы целеньки, все члены вместе, и охотники не будут делить наши тушки. И одно пренеприятное — нам подрезали одну “ногу” плюс вывели из строя приводы двух колес. Борт был проплавлен, и металл приводов разлетелся мелкими брызгами. Похоже, что обидчики заодно поковыряли в нашем вездеходе гразером.