Конечная остановка (сборник)

– Бывает, – авторитетно заявил Лёва. – Читал как-то книгу американского психолога Бертона, на английском, ее не переводили и вряд ли переведут, взял в нашей библиотеке в закрытом фонде.

– Почему? – вяло поинтересовался я. – Из закрытого только по рабочей теме выдают.

– По работе и надо было. Писал статью о психологических аспектах в исследовании истории физики.

– Интересно. И что говорит Бертон о второй памяти?

– Наведенная. В результате травмы или после сеанса гипноза. Под гипнозом, там сказано, можно внушить реципиенту воспоминания о событиях, которые с ним не происходили. Или если головой ударишься. В книге описан случай: в Индии девочка упала с довольно большой высоты и после этого стала говорить на языке, которого не знала. Вспомнила события, которые с ней не случались, знакомых в другом штате, которых никогда не видела.

– Она вспомнила, как была взрослой?

– Да! В прошлой жизни.

О подобных случаях я читал и сам. Об индийской девочке и других, как было сказано, «курьезах», писал журнал «Вокруг света» в подборке странных случаев, достоверность которых в редакции ставили под большое сомнение.

– Но ты-то здесь при чем? И… э-э… Ира Маликова?

Заинтересовала его Ира. Надо бы отвлечь, мне не хотелось, чтобы Лёва, будь он сто раз другом, копался в моих неясных пока отношениях с Ирой, которая…

…похоронила меня и прожила еще три года…

Запинаясь и не договаривая, я рассказал Лёве, как вспомнил о том, чего не было.

Например, как мы на первом курсе универа повздорили из-за девушки. Звали ее Илана, училась она на химии, мы в нее втрескались и не хотели уступать друг другу, хотя сама Илана об этом не знала. Она тосковала по Алику с биологии, единственному парню на весь девичий поток.

Мы никогда с Лёвой не ссорились из-за девушки. Мы вообще не ссорились. Спорили много, и, когда Лёва несколько лет назад разводился, я был не на его стороне. Можно было спасти отношения, но он не хотел.

– Ты помнишь Илану с химфака? – спросил я.

– Ну… – Лёва помедлил. Конечно, он должен был помнить. Как-то мы оказались на одной вечеринке, Илана пришла с Аликом, они недавно поженились и сияли, как две начищенные кастрюли. – Это которая за Касимова выскочила на третьем курсе?

– Да.

– Помню. Она в Республиканской больнице работает. Не врач, конечно, где-то в лаборатории. Я ее видел, когда в прошлом году на обследовании лежал, помнишь?

Я помнил. Как и то, что в прошлом году Лёва ездил на курсы повышения квалификации в Минск и на обследование в больницу не ложился.

Лёва с его прагматической философией, которую он выдавал за диалектический материализм, помочь мне не мог. Наведенная память, ага. Ударился головой. Сеанс гипноза. В первый и последний раз я присутствовал на сеансе гипноза в Ильинке, где оттрубил три года в школе. Приезжал туда «на гастроли» известный в республике гипнотизер, выступал в сельском клубе с психологическими опытами, чепуху демонстрировал, но двух женщин действительно сумел ввести в транс. Они размахивали на сцене руками и выполняли простые движения по команде гастролера. Представление мне не понравилось и веры в возможности гипноза не укрепило.

А головой я не ударялся никогда, не случилось такого, не моя вина.

* * *

Странное настало время. По утрам я, как обычно, приезжал в Академгородок и ждал Иру на выходе из метро. Мы быстро обменивались новостями – точнее, новыми воспоминаниями, которые накапливались за несколько часов, что мы не виделись, – и расходились по своим институтам. В обеденный перерыв спускались в академический сквер, где в тени раскидистого платана стояла удобная скамейка, и снова вспоминали, а еще рассказывали друг другу о себе. О нас здешних, познакомившихся недавно. И опять расходились работать, а потом опять встречались, и я провожал Иру домой.

– А помнишь, – говорила она, знакомым жестом прикладывая ладони к щекам, – как мы в девяносто пятом ездили в Лондон и Париж?

– Да-да, – тут же вспоминалась мне эта поездка. – Помнишь, как на Трафальгарской площади патлатый дядька забрался в цветник около колонны и хотел толкать речь?

– А потом мы сели в туристический автобус, на второй этаж…

– И вышли у Тауэра, а там было закрыто, то ли санитарный день, рыцарей чистили, то ли поздно уже было…

– Поздно, пять вечера.

– Да, верно.

С каждым днем мы все больше убеждались, что помним не просто похожее. Одна у нас была память, общая. Мы оба помнили, как подавали заявление в Насиминский Дворец счастья, но в день регистрации прорвало водопровод, и бумаги нам пришлось подписывать в затрапезной комнате, куда вода не добралась. Я не запомнил, Ира подсказала, что на стенах там висели спортивные вымпелы и грамоты. Свадьбу перенесли на другой день, и, когда Ира выходила из машины, с ее ноги упала туфля…

С Лилей у нас было почти то же самое, с той разницей, что во Дворце счастья все было в порядке, и вышли мы в зал регистраций под марш Мендельсона. У Лили болела нога – подвернула, поднимаясь по лестнице. Она хромала, и я поддерживал ее под руку…