Конечная станция – Эдем

Обойдя «Дочь лесника» с торца, я заметил свет в окнах второго этажа. Сквозь тюлевые занавесочки просвечивала комната, в которой, по-видимому, принимали гостей. Прислушавшись, можно было уловить танцевальную музыку, звон бокалов, шарканье чугунных подошв и чей-то писклявый голосок, исполняющий «Лора-Лора».

Из-под навеса тянуло мочой. Заколоченную заднюю дверь пятнали граффити, состоящие большей частью из похабных слов и неумелых наскальных изображений. Я внимательно изучил всю эту пиктографику и обнаружил полустёршийся знак «Ультрас». А левее – более свежий, от него ещё пахло краской. Вот так. Пёс возвращается на свою блевотину, рельсы делают круг, но мы живём лучше, чем раньше – намного лучше и, уж конечно же, веселее. И ничего не меняется. Ведь так, Карл?

Ничего. Абсолютно.

Певица закончила.

– Хайльбронн! – рявкнул пропитой бас.

Из окна вылетела бутылка и взорвалась осколками рядом с моей ногой. Очевидно, это означало аплодисменты.

А может быть – пора убираться.

Вообще-то оставалось ещё одно дело, ради которого я и приехал. Я хотел вырваться из «Эдема» – из альтенхайма – иррациональный порыв, пусть так. Но в действительности мне нужен был пункт связи. Старый почтамт в Грау ещё работал, и там имелся телефонный узел, а возможно, даже и интернет. Что касается «Эдема», то из телефонной трубки торчали уши. Могли торчать. «Канцелярский параноик», – назвал меня Ланге. Но ведь это Хеллиг повис на электрическом проводе, а уж он-то параноиком не был.

Дождь лил всё сильнее. Дорогу вконец развезло, и пока я шлёпал, поднимаясь на холм, меня не оставляло ощущение чужого взгляда. Просто как наваждение.

Наконец впереди показалось серое здание с надписью «Почта».

– Что вам угодно? – осведомилась телефонная барышня.

Я объяснил, что мне угодно, и очутился в клетушке, напоминающей студию звукозаписи. Чем дальше от столицы, тем страннее выглядит оснащение присутственных мест. Как будто призрак войны, обуреваемый клептоманией, вырвал с корнем мобильные вышки, выкрутил клеммы, но не зашил карман, и то, что из него вывалилось – и составляет теперь наше богатство. С ним мы и вернёмся в каменный век.

Карл долго не брал трубку, но когда взял, я поразился напряжённой радости в его голосе:

– Эрих, чёрт бы тебя побрал! Откуда ты?

– Грау, – коротко сказал я. И почувствовав, что он не понял, расшифровал: – Рабочий посёлок. Бывший кирпичный завод.

– Господи! – воскликнул Карл с комичным отвращением. – Ну и дыра! Зачем тебя туда потянуло? В пансионате есть неплохой компьютер, Фриш заверял, что всё работает.

– Хорошо живут, – сдержанно сказал я.

Он уловил.

– Что-то не так?

– Без доказательств. Нутром.

– Ну?

– «Ультрас».

– Что?

Он застонал. Я терпеливо ждал, слушая свист и щёлканье в трубке и разглядывая кабели, похожие на дохлых змей.

– Не может быть. Хватит мне и тебя, реваншиста!

– Был я реваншистом.

– Да, – согласился он. В полном расстройстве, это было слышно по тому, как сел голос. – Я не хотел, ты же знаешь… Но, честное слово, Эрих, дружище… Грау! Я бы ещё мог понять – в городе, в столице, где живут люди, но в этом чёртовом захолустье…

– Типичное рассуждение сидельца из магистрата. Ты бы хоть отрывался иногда от письменного стола, Карл. И потом ещё ничего не ясно.

– Ничего, – он ухватился за это слово. Я представил, как сосредоточенно нахмурились брови, когда он искал выход. – Ничего. А ты уже связывался с Бюро?

– Пока нет.

– Значит, нет, – повторил Карл.

– Нет, – подтвердил я. Он был очень расстроен, и я сказал:

– А помнишь, когда вы отступали из-под Фриденсдорфа, ты тащил меня на руках.

– И отчаянно ругался при этом. Ты весил тонну.

Он засмеялся.

– А потом ты облевал мне мундир. Разнёсся слух, что едет генерал награждать нас крестами, и все истекали по́том в каре, а я шарился в каптёрке в поисках свежей куртки. Попадалось одно тряпьё. Господи, Эрих, иногда мне кажется, мы живём назад! Я помню это лучше, чем то, что ел вчера.

– Знакомо.

Снаружи по-прежнему шёл дождь. Я прислонился к стене и прижал трубку плечом, жалея о том, что не курю. На линии щёлкало, и я слышал дыхание Карла, он ждал моего ответа.

– Под тебя копают?

– Да, – признал он нехотя. – Мой политический капиталец будет подмочен, если советник Нойц узнает о твоих подозрениях насчёт «Ультрас». Как ни крути, это прокол. Мы и так сидим на пороховой бочке, магистрату понадобится козёл отпущения. Но я ничего не прошу, Эрих.

– Я свяжусь с Йеном позже.

Шорох.

– Ты хороший друг.

– Ага. Славный парень.

– Брось! – яростно возразил он. В мембране заскрипело, и я представил, как он шагает по своему кабинету между столом и шкафом с серебряными кубками. Среди претенциозно дорогой мебели и картин, на которых ничего нельзя разобрать. – Всё это быльём поросло. Одна ласточка погоды не делает, а ты слишком пессимистичен. «Славные парни Гузена» отошли в прошлое.

– Правда. Сейчас в моде «мальчики Дитриха».

– Кто?

– Не знаю, – сказал я. – Но постараюсь выяснить.

* * *

На этот раз ворота оказались открыты.