Едва ли не впервые за семь лет я проговорил все отличия Ланса Скичиры от его новой «родни». Взвесил их уникальные (в отличие от моих) способности хорошо видеть в темноте и различать сотни оттенков запаха, особенности цветовосприятия, неумение долго сохранять неподвижность, врождённо-дерьмовые задатки к меткой стрельбе и просто потрясающие — к шулерству.
Минуты монолога превращались в часы, и шумная ночь Юдайна-Сити с гулом проносилась за окнами норы, даже не подозревая, сколь необычной является…
В процессе моя слушательница почти всё время молчала. Время от времени, конечно, уточняла или переспрашивала, но за четыре-пять часов едва ли произнесла больше двух десятков слов.
Один важный вопрос всё же задав.
Совсем негромко, глядя в пол и задумчиво покачивая головой:
— Как же ты выжил, Ланс?
Вопрос был предельно простым. Дурацким, если разобраться. И, тем не менее, он разом загнал меня в тупик, лишил красноречия и заставил жевать горькие от чинги губы.
Было невозможно представить, что сейчас творится в её голове. Мне, едва не погибшему в пустыне, никто таких подробных раскладов не давал. Меня сразу окунули в варево событий и позволили познавать мир лысой шкурой. А девчонка? В тот предрассветный миг я задумался, насколько описанное мной настоящее отличается от прошлого в её тающих воспоминаниях…
Ответил честно.
Без деталей, но честно, разумно предположив, что неискренность обязательно пробьётся:
— Меня приняли… в семью, в своём роде. Опекали. — Помялся, но добавил: — А ещё я обладаю некоторыми… способностями. Благодаря им меня терпят. И даже ценят. Сисадда?
Святые коровы! Буду откровенен: меня так и подмывало рассказать подробнее… но ошибочность подобного поступка осознавалась чётко, даже несмотря на перевозбуждённое состояние.
Чтобы отвлечься, я швырнул в костёр своего сознания охапку болезненных вопросов, способных у любого выбить почву из-под хвоста. А как на девушку подействует «низкий писк»? Она может быть тоже способна к нему? Если постараться повторить эксперимент, не причинит ли «Явандра» более ощутимого, чем мне, вреда? Насколько такие опыты вообще допустимы и этичны?
И напоследок: что скажет (и сделает) Нискирич, когда поймёт, что в его лапы может попасть ещё одна потенциальная джадуга? Причём настоящая, сродни приёмному сыну, а не уровня Ункац-Арана…
— Всё в порядке?
Девчонка казалась всерьёз обеспокоенной моим отсутствующим видом.
— В полном, детка… — Я глотнул чинги, чтобы хоть как-то замаскировать смущение. — Немного неожиданный вопрос ты задала. Видишь ли… я ничего не знаю о том, откуда ты взялась. Столь же нихрена помню о том, откуда взялся сам. Но, пожалуй, могу признать, что никогда не воспринимал Тиам…
Я снова говорил правду. И она, едва ли не впервые озвученная мной же и для меня же в том числе, вдруг окатила странной тревогой.
Девушка не спешила комментировать. Молча изучала, будто пыталась отыскать на моём лице хоть сколько-нибудь знакомые черты. Видимо, не сумела, потому что щёки её вдруг порозовели, а взгляд стремительно переместился.
— Как я очутилась здесь? — спросила торопливо, словно бы спохватившись. И добавила, не дав повториться и поясняя: —
Мне стоило больших усилий не охнуть, не прикусить губу, не покачать головой или ещё каким-то образом выдать очередной удар замешательства. Что тут сказать? В её состоянии «комбинезон до сих пор свеж, а височные нашлёпки и не думают отлетать» я был отнюдь не так смекалист. И как, подскажи Благодетельная Когане Но, мне в такой ситуации быть?!
— Это долгая история, — ответил я, надеясь, что не сильно мямлю.
— Но я хочу знать, — прохладно улыбнулась гостья, в очередной раз доказав, что привыкла добиваться своего.
— Хао… Я расскажу, обещаю тебе. Но позже.
Да, детка, обязательно расскажу. Но лишь после того, как разберусь, откуда тебя раскопал могущественный Хадекин фер вис Кри, и действительно ли Данав фер Шири-Кегарета по прозвищу Песчаный Карп что-то знает о моём прошлом и происхождении…
А затем мы вновь вернулись к рассказам о Тиаме.
О жестокосердии, с которым нищие семейства выкладывают на сквозняк новорождённых слепышей; об ослепительном блеске богатств Пиркивелля, о бездумном расточительстве молодёжи вистар и кровавой цене за пресную чапати тремястами метрами ниже престижного района.
О жёстких соревнованиях по штормболу (крупнейшее из которых надвигалось), о состязаниях фаэтонов, собирающих миллионы зрителей вокруг опасных гоночных трасс, и столь же грандиозных концертах «Восьмого цвета радуги»; и многом другом…
Кареглазая слушала молча.
Снова обратилась в слух, не перебивая, не уточняя, и лишь пожирая меня взглядом и впитывая, будто кусок пористого хлеба. Раз, ближе к утру, без ложной скромности попросилась в отхожее место, и я показал дверь.
Ещё раз через час попросила поесть.