Конечно, кровь (СИ)

За спиной хозяйки, хищно осматривая опустевший коридор подъезда, возвышался шкурохранитель-сероспинка, крепкий и широкоплечий.

Дверь я открыл без лишних вопросов и прелюдий. Замер на входе в прихожую, искренне благодаря напиток за необходимый прилив сил:

— Чинанда-Кси фер вис Фиитчи, полагаю? — И чуть заметно поклонился.

— Полагаю, господин Скичира?

Она вошла, осматривая бесхвостого мутанта с любопытством и лёгкой брезгливостью, присущей богачам. Принюхалась, задержала взгляд на бледно-жёлтой подживающей скуле, припухшем ухе, сбитых костяшках.

Я протянул руку в вежливом приглашающем жесте. И тоже рассмотрел потенциальную клиентку: её однотонный костюм из блузы и юбки, сконструированных так, словно от хвоста до подрагивающих ушей Чинанда-Кси была закутана в домотканный балахон чу-ха-хойя.

Гаппи моей гостьи тоже оказался стилизованным, напоминая простенький каменный браслет; из украшений она носила лишь символ Двоепервой Стаи — керамическую фигурку-подвеску на скромном кожаном ремешке.

Когти, хвост и зубы госпожи Фиитчи пребывали в безупречном состоянии. А вот глаза выглядели воспалёнными, будто всю прошлую неделю та вместе со мной бегала от могущественных казоку-хетто, штурмовала стеклянные шпили, изобличала двуличных слибу и участвовала в изматывающих словесных дуэлях с отчимом…

— К вашим услугам, — чуть отступив в сторону, произнёс я, — прошу, проходите.

Она чуть помедлила в пороге, элегантно придержала кончик хвоста и старательно вытерла о коврик босые лапы (вероятно, принадлежность к натуралистам тоже должна была подчёркивать подлинные благочестивость и единение с природой).

Здоровяк-шкурохранитель смерил меня тяжеленным взглядом из-под кустистых бровей, раздраженно повел носом, отвернулся к притихшему подъездному холлу (ох, и сплетен будет в «Куске угля» уже к обеду!) и потерял к происходящему малейший интерес.

«Бодрячок» в организме вступил в преступный и донельзя коварный сговор с крепкой чингой, почти заставив забыть о кабинетных тайнах и на два голоса распевая о лёгком гонораре, способном покрыть мои легкомысленные, но отнюдь не скромные расходы. Прикрыв входную дверь, я с неожиданной лёгкостью последовал за гостьей в главную комнату обиталища.

Чинанда-Кси молча и весьма грациозно присела на край дивана. Уложила хвост на коленях, осматриваясь деловито, но с воспитанным тактом; её влажный нос невольно раздувался и трепетал, выдавая недовольство запахами, но комментировать она, конечно же, не осмелилась.

Впрочем, если госпоже Фиитчи действительно довелось побывать хоть в одной шамтарре и искать кров в сборных хижинах кочевых племён, этот нос должен был познать и не такое. А ещё оставалось надеяться, что он не учует постороннего, очень опасного запаха…

Взгляд её скользнул по закрытой двери в кабинет, по раздвижной нише, отрикошетил от намеренно подвёрнутого зеркала на капсуле, и через мгновение впился прямо в меня.

— Вы ведь знаете, кто я, господин Скичира? — приятным голосом спросила она, не пошевелившись, будто позировала на картину.

— В общих чертах, — честно сознался я.

Прошёлся по комнате, чувствуя неуместное оживление. Сделал вид, что прибираю разбросанные в беспорядке вещи.

— Вы уже слышали, что моего мужа убили? — столь же прямо поинтересовалась Чинанда-Кси, опустив ритуальные для вистар темы о погоде, самочувствии и крепости аппетита.

Я повернулся к гостье всем телом, по-прежнему испытывая будоражащий зуд. Ответил осторожно, уклончиво, постаравшись не допустить и тени лукавства:

— Мои соболезнования, госпожа Фиитчи. Слышал, но весьма поверхностно. Информация об этом трагическом событии крайне противоречива.

— К сожалению, дело обстоит именно так, как я вам об этом повествую, — мягко надавила она, всё ещё сохраняя полнейшую неподвижность, что для всей без исключения братии чу-ха равнялось подвигу. — Мой любимый и любящий Нурсет фер вис Фиитчи мёртв. Убит, если точнее. К счастью, пока нам удаётся удерживать общественность на расстоянии от этого прискорбного факта.

— У семейства имеются причины скрывать обстоятельства смерти? — ляпнул я, не успев обдумать тактичность вопроса.

Тем не менее, Чинанда-Кси повела бровью, причём почти одобрительно.

— Можно сказать и так.

И замолчала. Будто бы заставила себя замолчать. Или не нашла сил говорить дальше. Взгляд Чинанды-Кси был устремлён в одну точку.

Потеряв последние крупицы воспитанности, я обшарил её глазами. Без труда считал волнение, которое богачка пыталась погасить; раздражение от удушающего количества зеркал; жгучую скорбь, без остановки разъедающую её душу; и… страх?

Байши, да она же откровенно боялась! Но ещё сильнее не желала этого показать.

— Вас что-то смущает, госпожа Фиитчи? — осторожно поинтересовался я, едва удержавшись, чтобы не начать грызть ноготь. Вероятно, «бодрячка» в чингу можно было насыпать и поменьше… — В эту самую минуту, в этой самой норе?

— Вы действительно проницательны, господин Скичира. — Она чуть сменила позу и вновь замерла. — Признаюсь откровенно, да.