Конец

Ущелье похоже на глубокий туннель, который пробили в камне упорные воды реки — той самой реки, что миллионы лет мирно текла по равнине метров на шестьдесят или семьдесят выше. Ущелье растянулось почти на четыре километра и поражает неправдоподобной одинаковостью своей ширины — она составляет около двадцати метров, а также такими ровными отвесными стенами, что иногда даже кажется, будто они вырезаны в скале руками человека. Но каньоном это ущелье назвать все-таки нельзя, поскольку каньоны обычно бывают более извилистыми и даже подобными лабиринту.

Упрямая, слепая и неизменно верная себе природа создавала эту уникальную щель на протяжении многих веков. Человек, преследуя более скромные цели, ограничился тем, что пробил в скале на постоянной высоте тоненькую полоску, напоминающую полый след, оставленный в террариуме червяком, который ведать не ведает о том, что через стеклянную стенку кто-то может наблюдать за его работой.

Люди потратили пару лет тяжкого труда на осуществление своего тщеславного замысла; и было это, как нетрудно вывести, где-то шесть десятилетий назад. Ограждение, которое сопровождает тропу практически по всей ее длине, — творение еще более хрупкое и сравнительно недавнее.

Солнце пока еще стоит достаточно высоко. Нет и намека на сумерки. Если быть точным, солнце находится где-то в середине своего неторопливого и осторожного спуска от зенита к закату. Но группа путников шагает в тени и недоступна его лучам, люди не замечают слепящего света, который рождается при отражении лучей от скал, от земли и даже от кустов и травы, покрывающих равнину. Левая стена ущелья, где и пробита тропа, по которой они идут, смотрит на запад и потому принимает на себя послеполуденный солнечный свет лишь верхней своей частью — эта полоса составляет не более трети общей ее высоты. Иначе говоря, солнце не дотягивается до тропы, пролегающей ближе к затененному руслу реки, чем к верхней кромке стены. Путники не могут видеть и самой этой солнечной полосы, так как она тянется высоко над их головами, — полосы раскаленного камня, выбеленного еще не начавшим желтеть светом, потому что ограждение и здравый смысл не позволяют им взглянуть вверх, высунувшись достаточно далеко. Этим людям дано созерцать лишь противоположную стену, затянутую серым; а вместо солнца они видят лишь безобидный пожар его отблесков и еще — сплав верхнего края скалы с пунцовым пушком покрывающей ее сверху растительности.

Внизу, по изрядно высохшему руслу реки, громоздятся округлые камни разных размеров, некоторые очень крупные, и валяются беспорядочные кучи веток, принесенных сюда последней большой водой, почерневших и теперь гниющих; то тут то там, оскорбляя взор, белеют то пластиковый пакет, то бутылка. А еще ниже, рядом с недвижимой дугой серого песка, застыли жалкие остатки воды.

Воздух сух, видимость великолепная. Если посмотреть вверх между двумя стенами провала, взгляду откроется четко очерченная — похожая на реку, только куда более чистая и многоводная — полоса светло-голубого неба, невыразимо прозрачного. По каменному ущелью гуляет приятный ветерок. Но тишина вокруг стоит пугающая. Сюда, вниз, не доходит ни треск цикад, ни жужжание насекомых, разве что слышен порой одинокий пронзительный крик хищной птицы, свившей гнездо в скалах, на головокружительной высоте. А далеко в небе — грифы, кажущиеся издали совсем маленькими; так много бывает обычно ласточек, только грифы гораздо более медлительны и гораздо более величественны.

Ибаньес идет во главе цепочки. Он пнул ногой камень размером с апельсин, и тот несколько секунд катился вниз, пока не достиг русла высохшей реки; и падение его отозвалось серией ударов и отзвуков, которые бесконечно множились, отражаясь от стен провала.

Никто ничего ему не сказал — ни Мария, которая идет второй, на пару шагов отставая от Ибаньеса, ни Хинес, который какое-то время назад решил не тащить с собой велосипед — так как это оказалось слишком трудно на каменной тропе, — но упрямо не расстается с лампой; ни Ампаро, которая несколько раз просила устроить передышку. Все шагают друг за дружкой, потому что даже по двое здесь уместиться мудрено — тропа слишком узкая, шагают молча, понуро, исчерпав запас восторгов, которыми они охотно обменивались поначалу, только вступив в ущелье.

Теперь кажется, что их подавляют грандиозные размеры провала, и они мечтают лишь об одном — побыстрее выбраться отсюда на открытое место, пока солнце не опустилось еще ниже и пока по темному дну не расплылась серая тень сумерек.

Уго замыкает цепочку — об этом его попросила Марибель, которая то и дело оглядывается назад, хотя идет даже не предпоследней. А Кова специально приотстала, чтобы идти поближе к Уго, но теперь она шагает почти рядом с ним, уже сзади, и что-то шепчет, предварительно убедившись, что никто на них не смотрит.

— Убавь шаг, — просит она, — я хочу поговорить с тобой, но чтобы нас не слышали.