Конец

Завернувшись в халат, он отправился проверить мальчика. Чиччо лежал на полу и разглядывал яркий комикс, на который падал пепел его сигареты. Над столешницей виднелись металлические зубья подержанной пишущей машинки, которую Энцо купил для него, а потом угрозами и силой заставлял ей пользоваться. Они застревали вместе с бумагой, которую вставляли и вынимали, ни один из методов не достиг цели – все это походило на методы толпы людей, одновременно пытавшихся влезть в двери автобуса.

– Убери свои книги с моей лестницы, – устало сказал Энцо.

– Хорошо, – ответил Чиччо, перевернул страницу и принялся сосредоточенно читать написанное на картинке.

Энцо сказал:

– Делай, как велю: насыпь немного бриллиантона в раковину, налей воды и смой всю ту дрянь, которую впитала твоя форма.

Энцо закрыл за собой дверь, прежде чем мальчик успел ответить, и стал спускаться по лестнице, постепенно замедляя шаг. Язык распух, словно его укусила пчела.

Набрал ли он снова тот номер телефона, сидя у аппарата, потея в толстом халате и глядя, как листы календаря трепещут на ветру из-за открытого окна? Да.

– Что случилось? – спросил отец.

Энцо объяснил, что связь прервалась, ощущая при этом восторг и тошноту, как ребенок в игрушечной лодке. Объяснил, что ждал полчаса, пока оператор восстанавливал линию. Ладно уж, главное – номер поезда отца.

Настал вечер Хеллоуина. Энцо и мальчик отогнали пикап на стоянку у огромного стадиона для соревнований по бейсболу. Он не был защищен от ветров озера, расположенного всего сотней футов севернее, ветер пролетал вдоль его сторон, закручивался между зданиями, резвясь, словно в зарослях тростника. Они шли к Центральной площади, мальчик, как всегда, на два шага впереди – или он спешил, или Энцо отставал? – и дальше, через подземный этаж станционной башни Эри. Он сказал Чиччо, что если его дедушка узнает каким-то образом, что он курит, то он отдубасит его до полусмерти.

В кои-то веки он заставил мальчика погладить рубашки, и Чиччо справился с задачей блестяще, правда, переборщил с крахмалом, и теперь пот Энцо мгновенно превращался в клей. Поезд подкатил к платформе, из вагонов стали выходить люди всех мастей. Он поправил галстук мальчика сзади, подоткнув под воротник. Чиччо пытался постигнуть смысл расписания, а Энцо левым глазом изучал пространство.

– Он будет, наверное, очень строгим, врежет мне по яйцам, – сокрушенно говорил Чиччо.

– И по губам, – сказал Энцо.

– И не поймет ни одного сказанного мной слова, – добавил Чиччо. – Что мне делать с этим парнем, если тебя не будет рядом?

– «С этим парнем»? Что за слова?

Чиччо перевел взгляд на тротуар и сплюнул.

Каким был его мальчик? Есть ли в языке подходящее слово? Легкомысленный. Если бы не Энцо было доверено формировать его личность, будь он чужим человеком, наблюдающим со стороны, вместо этого слова использовал бы другое – беззаботный.

Однажды, сидя в парикмахерском кресле, Энцо увидел Чиччо, перемещающегося вниз по улице с ватагой приятелей. Он был выше всех на голову. Как и все, он курил и отбивал мяч, и тот переходил другому, отскакивая от бетонной поверхности. Вдруг кто-то из них ударил по мячу слишком сильно – глупая, злая шутка, – и мяч пролетел над головой парня, которому он предназначался, и дальше на мостовую, где машины тормозили и объезжали его.

Так вот, Чиччо бросился прямо за ним на проезжую часть, продолжая при этом болтать с приятелем. Энцо все видел, в тот момент брадобрей Пиппо лязгал ножницами, приводя в порядок его бакенбарды.

Тело Чиччо, его руки и ноги были озабочены только мячом, в то время как мысленно он был весь в разговоре с приятелем. Все произошло очень быстро.

Мяч его подскакивал, ведомый приложенной силой удара, Чиччо постучал по нему, потом по сигарете, зажатой в той же руке.

Посмотрите на этого мальчика.

И на машины.

А какие слова ты, Маццоне, выдал в адрес мальчика из-за стекла?

Где были те машины, которые могли превратить его в лепешку?

Мяч был полностью под контролем мальчика. Но тот, вместо того чтобы бросить его обратно на тротуар и убираться с дороги, поступил иначе (отец смотрел прямо на него, жалея, что не сможет докричаться). Он медленно пошел к тротуару, постукивая мячом о землю, тем же медленным шагом, даже не прибавив темп, помахал водителю затормозившей перед ним машины и вскоре был уже рядом с приятелями.

Чиччо посмотрел на плевок на платформе и размазал его ногой.

Человек в белоснежной форме продал им кулек арахиса. Вокруг было много цветных детей. Мимо проехал еще один вагон, из него выпрыгнули мужчины с зажатыми в зубах сигаретами.

– Почему он не приехал с женой? – спросил Чиччо.

– Ты хотел сказать с бабушкой? Эй, подбери скорлупу с земли, – сказал Энцо. – Ты в общественном месте.

Чиччо наклонился.

– У тебя ведь есть мама, так?

– Нет, – сказал Энцо. – Она умерла.

Мальчик выпрямился. Под кожей на лбу проступили набухшие вены.

– Я не знал, – сказал он. – Почему я не знал, почему ты мне не сказал?

– Она умерла восемь лет назад, – произнес Энцо.

Он пережевывал каждый орешек до консистенции пасты и только потом глотал.