Конец белого пятна

На песке не было обычных в пустыне следов ящериц и жуков: они залегли в зимнюю спячку. Только норки пустынных грызунов — больших песчанок имели жилой вид, хотя самих зверьков еще не было видно.

Селевин подошел к большому высохшему весеннему озеру, голое дно которого, так называемый такыр, было влажно после недавнего дождя. Дикий кот оттиснул четкие следы своих лап на гладкой поверхности по направлению к песчаному островку на середине такыра.

«Кот, конечно, там», — подумал Селевин, осторожно идя к барханам на островке и ожидая, что кот может выскочить в любую минуту из-за какого-нибудь бугорка.

Невдалеке несколько песчанок бойко рыли песок. Селевин подошел к ним ближе. Зверьки с большой неохотой скрылись в норки при его приближении. Оказалось, что они зарывали большую дыру среди выходных норок своего «общежития». Следы на песке ясно говорили, что дикий кот ночью увеличил один из ходов, забрался внутрь и, вероятно, плотно поужинал сонными песчанками, а сейчас спит где-то в глубине их подземного дома. Селевин нигде не нашел выходных следов кота.

Присев на песок, он стал наблюдать.

Песчанки вскоре выскочили из норок и опять энергично начали засыпать песком ход, проделанный котом. Селевин отправился дальше.

Скоро он был у цели своего похода — соленого озерка среди барханов. Оно походило на яркий бирюзовый камень в белой оправе из соли на берегах. На озере пусто. Только стайка куличков вспорхнула с берега и стала летать над водой, то и дело резко меняя направление. Селевин залюбовался слаженностью движений птиц: они летели тесной стайкой, и ни один не задевал крылом соседа. Словно по команде, в один миг все кулички резко поворачивали, опускались, взмывали вверх. Вот они стремительно понеслись вдаль, к югу, сразу растаяв в воздухе.

Солнце хорошо грело, но за барханами лежал еще иней. Селевин положил в тень градусник. Он показал два градуса ниже нуля. А через метр, на солнце — двадцать пять градусов тепла! Это был яркий пример одного из осенних климатических контрастов пустыни.

Знакомый крик птички привлек внимание зоолога. На вершине песчаного бархана и на кустиках молодого саксаула сидела стайка обыкновенных лесных вьюрков. Наблюдать этих северных птичек в пустыне, на первый взгляд, было так же странно, как верблюда в тундре или белого медведя в Сахаре. А удивительного тут ничего не было: стайка села отдохнуть во время перелета над пустыней на зимовку. Птички прыгали по песку, что-то клевали, а некоторые объедали почки саксаула.

Несколько часов Селевин провел на берегах озерка, собирая осенних насекомых и семена прибрежных растений. Между барханами бегали песчанки. Селевин пошел взглянуть на их норы. Зверьки усиленно занимались заготовкой зеленых веточек саксаула, которые служили им пищей. Саксаульник около нор на несколько десятков метров был поврежден ими, словно кто-то тщательно обстриг ножницами все свежие кончики ветвей. Некоторые песчанки сидели у входов в норы «столбиками», рассматривая человека. Они, попискивая, то приседали, то выпрямлялись, как на вертикальных пружинах. У одной из норок были ясные отпечатки лап пустынного сыча — два пальца впереди и два сзади. Следы были хорошо знакомы Селевину: ловя капканами песчанок у нор, он уже поймал двух пустынных сычей. Оказалось, что ночные пернатые хищники смело забираются в норы песчанок и там под толщей песка расправляются с ними. Сычи, пойманные в капканы около нор, были перепачканы кровью песчанок и всегда имели набитые зобы. Селевин не мог догадаться, почему у пустынных сычей так сильно вытерто и обтрепано оперение. Теперь он понял, что это объясняется ночными путешествиями сычей по узким норам.

Селевин расположился за барханом на солнышке позавтракать.

Свист утиных крыльев заставил его быстро поднять голову. Совсем близко на воду опустилась стайка уток-чирков. Они не заметили его. Едва сев, утки сразу же засунули головы под крылья и заснули. Только три чирка, очевидно, старых и более осторожных, несколько раз оглянулись по сторонам, но и они через минуту крепко спали. Ни одна голова больше не поднималась. Стайка спящих уток была теперь похожа на бурые лепешки, лежащие на воде. Перелет над пустыней утомил птиц и сейчас им нужен был отдых. Селевину стало жаль тревожить их. Он тихонько пошел к лагерю, издалека еще раз посмотрев в бинокль на озеро, — утки спали…

Через два дня экспедиция свернула свой лагерь. Проезжали мимо места, где песчанки закапывали ход, проделанный котом. Селевин остановил машину и пошел посмотреть, ушел ли кот.

К его изумлению, вход оставался забитым и самые тщательные поиски не обнаружили других следов, кроме входных, уже еле заметных. Значит, кот погиб, не сумев выбраться наружу из сыпучего песка!

Получилось совсем как в сказке, в которой мыши кота хоронили!

Обратный путь экспедиции был тяжелее. Верблюды отказывались идти не только в бричках, но и с вьюком. Некоторые из них хромали — угловатая щебенка и баялыч изранили им подошвы. Пришлось делать кошемные «туфли», чтобы предохранить ноги верблюдов от колючих растений и щебня.