Конец буржуа

Увидав на столе серебро и хрусталь, женщины сразу же успокоились; они поняли, что их ждет здесь хорошая, лакомая еда, и снова стали похожи на откормленных и ленивых телок. Но Антонен оказался для них столь опасным соперником, что они даже растерялись. Он все время жевал, челюсти его совершали свой мерный оборот, похожий на круговое движение косы, и блюда опустошались одно за. другим. Этот грузный увалень был трусом в душе, и он так испугался при спуске, что глаза его выкатились из орбит и на бледном лбу выступил холодный пот, как будто в предчувствии смерти. А теперь он испытывал потребность приободриться и основательно подкрепиться. Он стал искать глазами Ренье, но тот куда-то исчез. Тогда он с перепугу метнулся в галерею и стал его звать. Наконец он его все-таки обнаружил. Ренье стоял притаившись и с загадочным выражением лица слушал долетавший из шахты таинственный шум, глядя, как вдалеке мелькают огни углекопов, шедших с лампочками в руках. Казалось, что это грешники вереницей сходят в преисподнюю. За столом, смеясь своим жиденьким смехом, Ренье говорил Антонену:

— Я сейчас вдруг почувствовал, что в меня вселилась душа Нерона. Здесь, в одном из пластов, если я не ошибаюсь, есть горючий газ. Ну так вот, я еле удержался, чтобы не сойти туда. Стоило только закурить… И фьюить! Вот отсюда видно, взгляни… Чиркнул спичку — и все полетело к черту. Вот это был бы конец, достойный Рассанфоссов. Подумать только, мой дорогой, от одной спички…

— Что за глупости! — возмутился жирный потомок Кадранов. Он вдруг совершенно позеленел и даже не дожевал куска баранины.

— Клянусь тебе, что я не шучу. Просто-напросто я бы одним махом избавил от страданий всех этих жалких людей, которых жизнь так чудовищно обманула… Мы взлетели бы все в одном ослепительном фейерверке… Получился бы костер Сарданапала,[11]

пожалуй даже еще почище. Это была бы смерть в современном духе, мы бы заживо схоронили себя под нашими миллионами.

— Да он рехнулся! — воскликнула одна из женщин, внезапно вскочив с места и размахивая над столом руками. — Я больше здесь не останусь, я сейчас уйду!

Остальные тоже пришли в смятение. Подогретые вином, обезумев от страха и гнева, они набросились на Антонена и Ренье, которого в общей суматохе они то злобно щипали, то начинали вдруг ласкать. Маленький Рассанфосс визжал:

— Ого! Здорово же все вы цепляетесь за вашу собачью жизнь!

Потоки «Клико»[12]

усмирили это восстание. Чтобы окончательно споить женщин, Ренье подливал им шампанское в большие бокалы, а они, уже мертвецки пьяные, все еще тянули вино, напевая при этом непристойные песенки. Антонен и Ренье не хотели поддаваться их ласкам. Тогда, подстегиваемые смутною жаждой наслаждения, они, обнимая друг друга и целуя в плечи, стали все кружиться в каком-то диком танце.

— Вот так здорово! Что же мы с тобой за мерзавцы, старина Антонен! — сказал Ренье. — Сейчас вот только что один из штейгеров, добрый малый, показывал мне то самое место… Когда подъемная бадья рухнула вниз, она пробила дыру глубиною в человеческий рост. В этой-то дыре, среди обломков клети, нашли кости Жана-Кретьена. И это еще далеко не все! «Горемычная» залита нашей кровью… Жизни Рассанфоссов плавятся в ней, как железо в горне… Это Минотавр всей нашей семьи, чтобы умилостивить это чудовище, в жертву ему приносят целые поколения… Если бы мы с тобой не были такими бесчувственными скотами, у нас бы волосы встали дыбом при мысли о гекатомбах, которые поглотил этот людоед. Здесь повсюду реют призраки наших предков… А мы, их потомки, мы здесь, среди всех этих мрачных воспоминаний, развратничаем с мерзкими потаскухами, истрепанными, как какой-нибудь старый ковер, о который весь город вытирает ноги. В эту минуту, может быть, в целом свете не найти людей более подлых, чем мы с тобой. Так вот, — прибавил он, — я хочу сам себе об этом сказать; иначе ведь никто никогда не узнает, как я презираю себя в душе. Меня тошнит от самого себя, и я захлебываюсь своею собственной блевотиной. Дорогой мой, эти обезьяны, эти подонки человечества, — настоящие святые в сравнении с нами! Они никогда бы не стали делать того, что делаем мы, спустившись сюда.

Он остановился, чтобы бросить девкам горсть золотых монет, из-за которых те сразу же стали драться, впиваясь друг в друга ногтями, а потом заговорил снова: