«Вот бы посоветоваться сейчас по моим делам с Евгением Петровичем», — вдруг подумал Федор. Он давно уже скучал по своему другу и товарищу по несчастью, помнил о нем постоянно. И о его дочери тоже. Но так уж получалось, что он лишь отвечал на их письма, хотя не раз собирался засесть за большое и подробное письмо. Одна фраза, которую Федор написал в письме к Юлии, понравилась ему самому: «Не повезло мне с тишиной и покоем, их нет и здесь, в этом омуте, который оказался далеко не тихим». Написал, отложил письмо, надолго задумался.
Утром наступило то завтра, на которое Завьялов назначил сам себе решительный переход от бездействия к активному противостоянию тем силам, которые, по его мнению, мешают людям жить лучше, своей нечестностью и обманом портят эту жизнь, а если говорить проще — крадут у трудяг то, что им принадлежит… Значит, надо по мере сил не допускать этого, если такая возможность у тебя есть. Что же, он даже заявление написал в соответствующие органы — вот оно, с собой, просит разобраться и, конечно, объективно, в том, что ему кажется нечестным и преступным. Сегодня же он должен отправить его. И Василий Захарович одобрил намерение Федора, и сам он отважился, не без колебаний, на этот шаг, отбросив не дававшие ему покоя сомнения. Так что оставалось лишь зайти на почту. Но почему-то он направил свой «Москвич» прямо на склад, решив подъехать на почту к тому времени, когда большая часть корреспонденции будет отправляться отсюда в областной центр.
Издали он увидел начальника консервного цеха, нетерпеливо похаживающего перед закрытым складом (ключи были теперь только у Федора, так решил Дранов). Он, вероятно, был чем-то озабочен: останавливался вдруг, внимательно глядя в сторону шоссе, еще пустынного в этот час. А когда увидел машину Федора, не выдержал, быстро пошел навстречу, замахал рукой. Чуть ли не на ходу он вскочил в «Москвич», резко хлопнул дверцей, только что любезно открытой перед ним Федором. Отдышавшись, сказал: «У тебя… у нас сегодня ревизия».
Они приехали через час — двое пожилых мужчин с одинаковыми желтыми портфелями болгарского производства и, как показалось Федору, с неукротимой жаждой в груди — навести здесь, наконец, полный порядок. Оба они энергично взялись за дело: умело лавировали между ящиками, корзинами, пирамидами банок из стекла и жести, что-то записывали, изредка переговаривались друг с другом, что-то переставляли, взвешивали, покачивая головами. Казалось, они вообще забыли о Дранове и о Федоре. Вот снова коротко посоветовались между собой, один достал из портфеля толстую книгу, похожую на бухгалтерскую, раскрыл ее и, водя пальцами по густо написанным строкам, начал сверять текст с записями, только что сделанными в тонкой тетради его коллегой.
Федор вышел из помещения, вдохнул еще пахнувший летом октябрьский воздух, подумал о том, что скоро встретит свою уже двадцать пятую осень. К нему подошел один из ревизоров, закурил, бросив спичку не под ноги, а в траву, росшую в нескольких метрах от склада.
— Вот так, молодой человек. Ревизия — дело тонкое… А вы давно в этой системе?
— В какой, простите, «в этой»?
Ревизор рассмеялся. «Чего это он»? — подумал Федор.
— Остроумно, весьма, молодой человек. Скажу вам откровенно — вы неплохо ведете дела. Мы вот тут кое-что проверили, взвесили, так сказать, сделали сверку и некоторых бухгалтерских документов… Ну, что же, результаты для вас обнадеживающие, видно, опыт подобной работы у вас имеется. Не так ли?
«Нет, — захотелось крикнуть Федору, — не так. И опыта у меня нет, и дела тут ведутся не так уж распрекрасно, и вообще весь этот склад мне совсем не нравится». — Он уже было потянулся за своим заявлением, но передумал, махнул рукой, чем вызвал недоуменный взгляд собеседника, и ответил совсем не так, как ему бы хотелось.
— Стараемся. В поте лица…
«Неужели, действительно, все в порядке?» — раздумывал Федор, медленно прохаживаясь взад и вперед перед зданием склада. «Вот и в финансовой документации, как тот говорит, не замечено нарушений. Значит, все его подозрения, более того, уверенность в том, что продукцию совхоза расхищают, — беспочвенны? И он так глубоко ошибался все это время? Нет, отступать уже невозможно, надо только самому поехать в центр и подробно рассказать о том, что он видел и знает. А как же результаты ревизии? Они, кажется, положительны. Правда, это не ревизия, а что-то вроде инвентаризации, насколько он понял. Но пусть даже и положительны. Теперь он не отступит. Надо ехать, и как можно скорее».
Назавтра, отпросившись у Дранова на полдня якобы по делам, связанным со своей будущей квартирой, Федор ранним утром мчался на «Москвиче» в областной центр. Сначала он думал обратиться в прокуратуру, но потом, вспомнив по дороге, что в управлениях внутренних дел есть отделы по борьбе с хищениями социалистической собственности, решил все же пойти именно туда.