Конец денег

«…Внутренняя речь есть совершенно особая функция, что в известном смысле она противоположна внешней. Если внешняя речь есть процесс превращения мысли в слова, материализация и объективация мысли, то здесь мы наблюдаем обратный по направлению процесс – процесс, как бы идущий извне внутрь, процесс испарения речи в мысль. Но речь вовсе не исчезает и в своей внутренней форме. Сознание не испаряется вовсе и не растворяется в чистом духе. Внутренняя речь есть все же речь, то есть мысль, связанная со словом»28.

Однако речь является лишь частью языка, он начинается не с жеста (язык глухонемых), не с речи или написанного слова, – все это лишь выраженное в языке, но сам он исходит из замысла, идеи, которая, согласно трактовке Ж. Делезом Юма, пребывает в воображении29. В этом смысле данный процесс напоминает реализацию времени в пространстве, хотя оно не может быть воплощено в конкретных предметах (за исключением «следов времени на вещах», часов и т. д.), а язык через наименование предметов и процессов как раз становится означающим, прибором описания и систематизации окружающего мира.

С точки зрения этики язык вынужден скорее реагировать на изменение представлений, норм и форм поведения, культуру – одну из форм запрета по Зигмунду Фрейду30, которая регламентирует свободу выражения и волю. Это один из главных аспектов, способствующих развитию языка. Клод Леви-Стросс определял язык как продукт культуры и в то же время ее составляющую часть, как условие ее существования. Язык в разработанной им модели – это один из главных факторов формирования культурных кодов31. Но как и несвобода времени, так и несвобода языка связана с социальными процессами в обществе, однако если в случае со временем действует миф об изобилии (наличие вещей, экономящих время при выборе и при использовании), нагромождение из общественных институтов, в основном экономических и политических (производство, распределение, потребление материальных благ, правительственные организации, армия, правовая система), препятствует свободному проникновению времени в жизнь субъекта, несмотря на пока еще не потерянную способность к восприятию времени, то язык напрямую репрессирован властью (государство, религиозное построение, право и т. д.). В истории существует огромное количество примеров, когда язык становился наряду с иными инструментами принуждения – физическими, экономическими, идеологическими – рычагом насилия (нацистская Германия, Советский Союз 20-х годов). Языковая атака предполагает уничтожение свободного ассоциативного ряда, который заменяет устойчивый ряд, сформированный на вытеснении одних значений (иногда слов и целых лексических групп), «нормативным» (к примеру, «светлое будущее», «дружба народов», «великие свершения» и др.), а

«каждая система оценок выражается с помощью определенных слов, чаще всего имеющих привлекательные ассоциации, но используемых крайне неопределенно»32.

Обращение языка в социуме имеет форму коллективной рефлексии, которая одновременно выражается в практической деятельности субъектов, целых институтов, формирует идеологию. Именно в процессе диалога – акта коммуникации – выявляются важные стадии взаимного влияния и образования мнения. Юрген Хабермас выделил несколько подобных стадий: язык как символическая опосредованная интеракция, в ходе которой формируется сознание другого; пропорциональная речь, основанная на позиции наблюдателя; аргументирующий дискурс, в котором появляется место для реализации этического признания другого как условия коммуникации. Язык как интеракция и пропорциональная речь распределяет социальные роли в отношениях; аргументирующий дискурс напрямую связан с легитимацией власти, определением ее функций и обязанностей33. Так язык является одновременно объектом влияния и влияющим субъектом.

В социолингвистике распространена классификация языка по социальной дифференциации, типологии языковых ситуаций, определяемых главным образом социальными факторами. Но в контексте языкового пространства это лишь категории выражения, реализации языка. Однако существует важная деталь, нюанс, стремительно избегающий анализа. Насколько молчание может соотноситься с высказыванием, настолько язык может избежать реализации в пространстве. Молчание может быть направлено на адресата с целью передачи информации, тогда сохраняется коммуникативная функция языка: