Конец эпохи Эдо

– Они свое наказание уже получили, предвкушение смерти тоже чему-то да учит. А тебя я переведу в южные кузни, на старом месте тебе жизни больше не будет.

Колонна медленно удалялась, вместе с ней постепенно уходил и сковавший меня страх. Повернув голову, я увидел Таро, с широким красным следом на шее. Он улыбался. Поднял свою могучую голову на меня и хрипло, но задорно произнес.

– Хорошо мы сегодня с тобой выпили. Ну что, может еще по одной, хуже то тебе уже не будет.

Пора?

С того вечера дождь так и не прекращался, уже как дней пять, с небольшими паузами на Одай обрушивается грозная стихия. Густые клубящиеся тучи жадно и беспросветно обволокли все небо, в эту пору время суток поделись на утро, о котором все еще по привычке сообщали местные горластые петухи и ночь, когда становилось пугающе темно, так же как если закрыть глаза, только маленькие точечки света от зажжённых лучин и свечей немного разбавляли эту черную, пожирающую пустоту.

Ветер безумно и бессмысленно носился, как вор подхватывая то, что плохо лежит, коварно прыгал высоко в окрестных лесах, безжалостно отрывая старые подсохшие ветви. От дорог, совсем ничего не осталось, глубокое, вязкое бурое месиво, то единственное, что могла предложить улица.

Все перемещения в деревне сводились к коротким неуклюжим пробежкам из одной точки в другую, о полноценной работе тоже и речи не шло, разве только мастерские работали, движения редко слонявшихся снаружи неприкаянных селян были одной из немногих имитаций деятельности, наряду с домашним ремеслом, для символического заработка мастерились клетки для сверчков, плелись корзины, женщины не чувствуя течения времени шили.

Я же будто крепко прибитая доска приковал себя к дому Юко. Мало что заставило бы меня выскочить наружу, в объятья этого сырого полумрака. Дня три назад на втором этаже обнаружил библиотеку. Меня привлекла дверь, которую все обходили стороной. Внутри была масса книжных полок, редкие сборники стихов, тут были издания всех «Тридцати шести бессмертных поэтов», даже Ки Томонори, о котором я столько слышал. Вся комната была покрыта толстым слоем пыли, ее совершенно не убирали, в углах пыль сваливалась в весомые кучки напоминавшие золу. В этой пыли, в уединении, хозяйничал только я и орды пауков, рожденных сыростью, облюбовавших этот райский уголок покоя. В глубинах комнаты располагались такие же пыльные сборники моих современников, особенно сильно мое внимание захватила книга неизвестных авторов, в которой я нашел хокку отражающее мое недавнее состояние, оно называлось «Перед казнью».

Я сейчас дослушаю

В мире мертвых до конца

Песню твою, кукушка!

Песни кукушки я конечно не слышал, но в мире мертвых как будто побывал, странное чувство, знать когда ты умрешь, в данном случае именно неведение, незнание времени ухода в иной мир, создает иллюзию бесконечности жизни. До трех лет ребенок и вовсе не понимает, что такое смерть, в юношестве приходит осознание, но остается убежденность, «мол мне еще рано», зрелость обязывает тебя самоотверженно трудиться в поте лица, избавляя от загробных мыслей, только со старостью и немощностью понимание приходит в голову, незримый Энма* по-дружески кладет тебе на плечо свою холодную руку, мурашки бегут по телу, но даже в эту пору никто не в силах узнать, когда рука сожмется мертвой хваткой и утащит, то, что наполняло тело жизнью в далекие неведомые глубины. Я чувствовал прикосновение этой руки, хоть она вцепилась в меня лишь на мгновение.