Мы пошли на первый этаж, спускаясь по лестнице, в кромешной темноте я чуть было не улетел вниз со ступенек, но врезался в идущего впереди Нобуюки и сохранил равновесие. Войдя в темный обеденный зал он принялся бродить по нему вспоминая где обычно стоят лучины и свечи. Поджег три лучины и одну толстую как стебель бамбука свечу, зал наполнился тихо потрескивающим блеклым рыжеватым светом. Он принес и поставил на стол две чайные чаши и разлил сакэ, не дожидаясь меня сразу осушив свою чашу.
– Танц… Хидэки да? Скажи, ты ведь по долгу службы постоянно с богами общаешься, они хоть раз тебе отвечали? Один мой знакомый монах из монастыря в Наре, мне говорил, что если и не отвечают, это не значит, что их нет. Он год назад проводил службу над младенцем, которого поначалу все считали мертвым, он родился слепым, глухим с его губ не срывалось ни звука, но он был живым, болтал своими ножками, жадно присасывался к материнской груди. Ему ничего неведомо, вся его радость это чувствовать вкус, тепло, ощущать прикосновения, может он и от боли удовольствие получает, так как все равно больше нет ничего. Все радости жизни можно пересчитать по пальцам одной руки, да и то останется. Только вот он этого не понимает, тянется к жизни, даже к такой. Я тогда подумал, а ведь если боги создали наш мир, они такие всемогущие, вездесущие, то мы в их глазах ничем не отличаемся от того мальчика, которому с рождения уготована страдальческая жизнь. Не бесполезны ли все эти чертовы заигрывания с богами, подумай, это в любом случае несправедливо, представим, что они кому-то помогли, хотя мне в это верится с трудом, а кого то прокляли, как они решают, сидят в своем мире без проблем, стране грез и играют в наперстки на судьбы людей, пытаясь этим азартом забороть скуку. Скольких хороших людей с искалеченной судьбой я встречал, так самое смешное, они продолжали оставаться верующими, и бесполезно переубеждать. Родится у них вот такой вот мальчик, и это стерпят, скажут, «это наказание богов», и с еще большим рвением молиться будут. А зачем, одного раза не хватило, все разговоры с богами, как твой танец в банях, никакой ведь разницы, просто добавь лицемерия, все тоже, но с серьезным лицом. Если богов нет, то все движется совершенно случайно, но вот если они есть, то эта их омерзительная игра выводит меня из себя.
Нобуюки переставал говорить, только чтобы жадно проглотить очередной стакан сакэ. У всех людей происходит момент, когда мыслей и переживаний в голове и на душе собирается слишком много, и они висят как то ведро в колодце, за тем лишь исключением, что у того не было дна, оно не наполняется. Человеку только и остается, когда вся эта кипящая густая масса начинает с болью переливается через края обжигая стенки, выплеснуть это ведро, сбросить груз в общий глубокий желоб наполненный всеми вылитыми за жизнь страданиями. На какое то время становится лучше. Этим он сейчас и занимался, по его выражению лица видно, что его не так уж и сильно интересует мой ответ и моя реакция.
– Зачем вы вообще нужны монахи? Мост между мирами, как же. Вот если бы вы и правда были бы хоть на что то способны. Можешь вылечить мою жену, вернуть ей мать, а мне отца и брата, попроси богов своих. Сидишь, молчишь, ты вообще ничего не можешь, как и боги твои, не могут или не хотят. Да и я ничего не могу. …– Говорил он, вытрясая последние капли напитка из пустой бутылки.
– Конечно, мы все бесполезны, наш удел, отжить эту жизнь, прожить как можем. Научиться ремеслу, любить и ненавидеть, всецело поддаваться или самоотверженно бороться с данными нам желаниями. Вокруг нет ни капли смысла, все начинается и заканчивается, есть только две незыблемые вещи – рождение и смерть, то, что находится в промежутке живет по принципу заполнения внутренней пустоты, все, что человек может и хочет он по мере возможностей привязывает к себе. Может быть боги на самом деле, алчны и порочны, но я искренне верю в бесконечность человеческой души, верю в то, что этот мир далеко не последний, будут и другие жизни, страны и другие чувства. Без этой веры по-настоящему страшно, все ограничивается только тем, что есть вокруг, жалким обрывком времени, что у нас есть, и другого не будет. Отсюда и все человеческие разочарования и боль, не знаю удавалось ли кому-нибудь жить не фокусируясь лишь на одной жизни, даже с этой верой, мне самому не становится легче. От желания получить все и сразу, здесь и сейчас, так тяжело отказаться. Была бы у нас, ныне живущих возможность черпать блага другого мира, небесных садов, где все цветет, зная, что в следующей жизни мы переродимся в нем, как думаешь, как быстро бы рай превратился в пустырь.
Нобуюки слушал меня, держась двумя руками за голову. Когда я закончил, он принялся протирать свои глаза, затем натянул привычную ухмылку и заявил.