— Тебе очень идет! — успокоила дочь, меняя сыну подгузник.
Попрощавшись с наследником на ломано-сюсюкающем языке, на котором взрослые почему-то предпочитают общаться с младенцами, дедушка пошел в спальню — взять из шифоньера кое-какие вещи. Отбирая сорочки и белье, он бдительным писательским оком отметил: никаких иных примет обитания мужчины в квартире, кроме шинели и фуражки в прихожей, не наблюдается. Широкое семейное лежбище, где так любила поакробатничать дважды неверная Вероника, обжито лишь с одного края: одеяло откинуто, подушка примята, на тумбочке дамские флаконы, дезодоранты, бутылочки для искусственного кормления, несколько покетбуков: Павлина Душкова, Энн Стоунхендж, К. Ропоткин, Аннабель Ли — «Преданные объятья».
— Настя, а почему?.. — Андрей Львович строго повернулся к дочери, но сразу почувствовал, как Валюшкина больно сжала ему локоть. — Настя, а почему ты читаешь разную ерунду? В доме столько хороших книг!
— Мне нравится… Отвлекает. В этих книжках все хорошо кончается… — В глазах молодой матери появились слезы.
— А как Люба поживает? — бодро спросил Кокотов, уходя от опасной темы.
— Замуж вышла.
— За Шепталя? — понимающе улыбнулся он.
— Нет, за Оклякшина… — ответила Настя.
— За Пашку?!
— За Пашку! Жена выгнала, а Любочка подобрала…
V. Так говорил Сен-Жон Перс
Во дворе, возле «Ауди» стояла немолодая дама в пегой нутриевой шубе и меховой шляпке с кожаной розой на тулье. Лицо у незнакомки было узкое, смуглое, когда-то, наверное, очень красивое, с черными, близко поставленными глазами, как у Галы, беспутной подруги затейника Сальвадора Дали. Перед дамой сидел темно-серый, «перец с солью», миттель-шнауцер и, задрав бородатую голову, преданно смотрел на нее такими же черными, близко поставленными глазами. Писодей давно подметил, что собаки и хозяева часто выглядят по-родственному.
— Вы просто негодяй, мистер Шмакс! — строго выговаривала дама, грозя витым поводком. — Вы должны немедленно сделать это!
— Гав! — отвечал пес.
— Не желаете? А вот отъедем километр — так сразу пожелаете!
— Гав, гав!
— Маргарита Ефимовна! — Коля, завидев Кокотова с Валюшкиной, высунулся из автомобиля. — Поехали! Сплошная меня убьет!
— А вы нас разве не представите? — спросила дама.
— В машине познакомитесь!
— Можно я с мистером Шмаксом сяду впереди?
— Можно…
Едва тронулись, женщина обернулась и протянула узкую руку в перчатке:
— Меня зовут… Маргарита Ефимовна…
— Андрей Львович… Примите мои запоздалые соболезнования!
— Да-да, спасибо! Это ужасно…
— А это — Нина Владимировна, моя жена, — добавил Кокотов и почувствовал благодарный толчок в бок.
— Очень приятно! А это — мистер Шмакс! — Вдова указала на миттеля, просунувшего между кресел любопытную морду, чтобы ничего не упустить из беседы людей.
— Мистер Шмакс? — переспросил писодей.
— Да! Вот мы и познакомилась… Я так рада! Я ведь говорила Диме, говорила: «Пригласи Андрея Львовича на обед! С супругой». Он обещал, обещал: приглашу, приглашу. Не успел. А теперь поздно… Он вас очень ценил, хвалил и все повторял: «Такого соавтора у меня еще никогда не было!» Я знаю, вы заболели после этого кошмара? Как сказал Сен-Жон Перс: «Здоровье растрачиваем, болезни оплачиваем!»
— Да. Уж! — вздохнула бывшая староста.
— Вы тоже… э-э… увлекаетесь Сен-Жон Персом? — поинтересовался Кокотов.
— Я? А Дима вам не рассказывал, откуда взялся этот Сен-Жон Перс?
— Из Франции, насколько я помню…