Конец фирмы Беняева

— Эх, Беняев, Беняев, — не сводил я с него глаз. — Скажите, какую пользу вы принесли нашему обществу? Задумывались ли вы когда-нибудь над этим?

— Была польза. Обслуживал население. Платили ведь, кто сколько мог. А деньги… разве человек от денег может отказываться, — заискивающе улыбнулся Беняев.

Я встал из-за стола, прошелся по камере. Как объяснить этому самоуверенному, сжигаемому неуемной алчностью и привыкшему к паразитической жизни пауку, что он не жил настоящей жизнью и — страшно подумать — даже знать не будет, что значит жить по-настоящему, той жизнью, которую ты сам делаешь с каждым днем лучше, той жизнью, которая делает тебя самого с каждым днем лучше.

— Вы прошли мимо жизни, Беняев, — только и сказал ему с горечью. — Люди за это время страну нашу сделали передовой в мире, а вы со стороны, словно в замочную скважину, подсматривали за жизнью, дрожа в своей келии, как суслик.

— Зачем вы так? — с обидой произнес Беняев. — Я тоже жил старался как мог. Не строили же люди социализм босиком. Подавай им обувь. Вот я и снабжал их. В артель не пошел из-за болезни…

— Какой же вы больной, если систематически занимаетесь кражей кожевенных товаров на фабрике и в артели, — наступал я на Беняева.

— Вы меня поймали на фабрике?

— На фабрике не поймали, к сожалению. Но вы принимали похищенные оттуда кожевенные товары и реализовали их, а деньгами делились с теми, кто их выносил из фабрики.

— Я этого не делал, — огрызался Беняев. — Связь с фабрикой и артелью мне не пришьете. Что касается найденного у меня сырья, так я купил его на рынке. Откуда я мог знать, что оно ворованное, на нем же нет штампа. Отпустите меня, печень беспокоит. Больной я человек.

— Больной? Сейфы грузить не больной был, вспомните-ка Одессу… — оборвал я Беняева.

— Откуда вы знаете? — с недоумением уставился он на меня.

— Знаем. И о золоте, которое вы скупали у цыгана. И о бриллиантах. Дружки ваши часто вас вспоминают, — тиснул я его фактами.

— Корешков моих нет в живых. Зря меня берете на пушку, — возразил Беняев.

— Не хороните их преждевременно. Здравствуют оба: и Степан Прокофьев, и Вилиус, — не спускал я с него глаз.

— Слух прошел, что умерли, — промямлил в ответ Беняев.

— И посылки ваши с кожтоварами они благополучно получали. Правда, последнюю посылку им не довелось реализовать. Мы перехватили ее на квартире Прокофьева.

— Перехватили? Это провокация! Скажите, я посылку подписывал?

— Нет, не вы, и письмо тоже писали не вы, то есть оно под диктовку написано.

— Который час? — внезапно спросил Беняев.

— А куда вам спешить? В камере ваше место никто не займет.

— Пора обедать. У меня режим. После — часок отдыха, — деловито произнес он.

Я не стал возражать. Режим есть режим.

Беняева увели. Я тоже ушел вслед за ним.

Возвратившись из тюрьмы, я стал изучать письмо, привезенное Чудновым из Одессы. Почерк был явно женский. Я еще раз просмотрел всевозможные записи, выполненные семейством Беняевых, но даже похожих почерков не нашел. «Кто же подписывал посылку и писал письмо?» — ломал я себе голову битый час.

В раздумье я не заметил, как открылась дверь и в кабинет вошла женщина, худенькая, рыжеволосая, с веснушками.

— Здравствуйте, товарищ следователь! Я к вам.

— Садитесь, пожалуйста. Слушаю вас.

— Это правда, что Беняева арестовали?

— Да, — кивнул я головой.

— Так вот, я хочу кое-что рассказать… Моя фамилия Разумная, — невесело улыбнулась она и густо покраснела. — По просьбе Беняева я писала за него письма, оформляла и отправляла посылки в Одессу… Пошил мне туфли. Денег не взял, сказал, мол, услуга за услугу. Что там было в посылках, я не знаю. Всего шесть штук отправила. Теперь подумала: а вдруг там что-нибудь опасное было. Вот и пришла.

— На чьи фамилии отправляли посылки, помните?

— Да, конечно. Две посылки Вилиусу, а четыре Прокофьеву.

— Вы сами ходили к Беняеву?

— Нет. Он приносил посылки ко мне домой. Мой муж об этом знает. Он может все подтвердить.

— Это ваше письмо? — показал я Разумной письмо, изъятое у Прокофьева.

— Мое. Писала я, а Беняев диктовал. Что-то здесь нечистое, правда? — робко и доверительно спросила женщина.

Я промолчал.

— Меня засудят? — испуганным голосом спросила Разумная, расценив по-своему мое молчание.

— За сообщение большое спасибо. Мы вас ни в чем не обвиняем, — ответил я ей. — Если еще что-нибудь вспомните, приходите.

Утром ко мне зашел Карпов и выложил на стол мешок с кожтоварами.

— Изъял в Павлограде, — доложил. — На них штамп девятой обувной фабрики. Изъял у Семахина и Гавкуна. Через них вышел и на других перекупщиков кожтоваров.

— Значить, Беняев снабжал товарами многие города, — подводил я итоги.

— Выходит, так, — утвердительно кивнул Карпов.

В тот же день был произведен обыск у шофера артели «Коопобувь» Бердиева.

Бердиев долго запирался, выкручивался, а потом признался, что перевозил кожтовары со станции, а часто по указанию мастера цеха артели Потожана завозил товары на Лиманскую улицу и там их сгружал с грузовика и складывал в сарае. Помогал ему какой-то инвалид, фамилии его не знает.