Конец главы. Том 1. Девушка ждет. Пустыня в цвету

Этот склон холма также был усеян кустами и молодыми деревьями, и они сослужили братьям хорошую службу, прежде чем те не наткнулись на заброшенный меловой карьер.

– Давай приляжем на минутку и отдохнём. Он ещё не спустился с холма, иначе мы заметили бы его. Слышишь?

Снизу донеслись звуки песни. Эдриен приподнялся над краем карьера и выглянул. Ферз лежал на спине невдалеке от тропинки, чуть ниже братьев. Слова, которые он пел, были слышны совершенно отчётливо:

Долго ль мне плакать, тебе распевать?
Долго ль ещё мне по милой страдать?
Ах, почему не могу я забыть
Ту, что не хочет меня полюбить?

Песня смолкла. Ферз лежал, не издавая ни звука. Затем, к ужасу Эдриена, лицо его исказилось, он потряс сжатыми кулаками, выкрикнул: "Не сойду… не сойду с ума!" – и приник лицом к земле.

Эдриен отпрянул:

– Это ужасно! Я должен спуститься и поговорить с ним.

– Лучше давай вместе… Обойдём по тропинке. Тише! Не спугни его.

Они пошли по тропинке, огибавшей меловой карьер. Ферз исчез.

– Спокойней, дружище! – бросил Хилери.

Они шли с поразительной неторопливостью, словно отказались от погони.

– Кто после этого поверит в бога? – уронил Эдриен.

Кривая улыбка исказила длинное лицо Хилери:

– Я верю в бога, но не в милосердного, как мы понимаем это слово. Я помню, на этой стороне холма ставились ловушки. Сотни кроликов претерпели здесь все муки ада. Мы обычно вытаскивали их и добивали ударом по голове. Если бы мои убеждения стали известны, я лишился бы духовного сана, а кому от этого польза? Сейчас я всё-таки хоть что-то делаю для людей. Смотри – лиса!

На мгновение они задержались, проводив взглядом небольшого красновато-рыжего хищника, кравшегося через тропинку.

– Замечательный зверь! Раздолье здесь для всякой твари земной – голубей, соек, дятлов, кроликов, лисиц, зайцев, фазанов: в этих крутых лесистых оврагах их никто не потревожит.

Начался спуск. Вдруг Хилери вытянул руку, – внизу по ложбине, вдоль проволочной изгороди шёл Ферз.

Они увидели, как он исчез из виду, затем, обогнув угол изгороди, опять появился на склоне.

– Что теперь?

– Оттуда ему нас не видно. Подойдём поближе, потом окликнем. Иначе он просто убежит.

Они пересекли откос и под прикрытием кустов боярышника обогнули изгородь.

– Загон для овец, – сказал Хилери. – Видишь? Они пасутся по всей возвышенности. Это южные Меловые холмы.

Они опять выбрались на вершину. Ферза нигде не было видно.

Держась поближе к проволоке, братья взобрались на следующий холм и осмотрелись. Чуть дальше влево холм круто переходил в ложбину. Впереди была луговина, за нею – лес. Справа от них вдоль пастбища все ещё тянулась проволочная изгородь. Внезапно Эдриен сдавил руку брата. Ферз лежал, уткнувшись лицом в траву, ярдах в семидесяти по ту сторону проволоки. Рядом паслись грязновато-серые овцы. Братья спрятались за куст, откуда можно было наблюдать, оставаясь незамеченным. Оба молчали. Ферз лежал не шевелясь, овцы не обращали на него внимания. Жирные, коротконогие, курносые, они щипали траву с невозмутимостью, свойственной сэссекской породе.

– Как ты думаешь, он уснул?

Эдриен покачал головой:

– Нет, но по крайней мере успокоился.

В позе Ферза было что-то, хватавшее за сердце: он напоминал малыша, который прячет голову в коленях матери. Казалось, что трава, которую он ощущал лицом, телом, раскинутыми руками, дарует ему успокоение. Он словно искал возврата к незыблемой безмятежности матери-земли. У кого хватило бы духу потревожить его в такую минуту?

Солнце уже перевалило к западу и светило братьям в спину. Эдриен повернул голову и подставил лучам щеку. Всей душой влюблённого в природу сельского жителя он тянулся к этому теплу, запаху травы, песне жаворонков, синеве неба. Он заметил, что Хилери тоже повернул лицо к солнцу. Было так тихо, что если бы не пение жаворонков да глухое чавканье жующих овец, природа казалась бы немой. Ни голоса людей, ни рёв скота, ни шум машин не доносились сюда с равнины.

– Три часа. Вздремни, старина. Я покараулю, – шёпотом предложил

Эдриен брату.

Похоже, что Ферз уснул. Его больной мозг несомненно отдыхает. Если воздух, форма, цвет действительно обладают целительными свойствами, то где же последние проявляются сильнее, чем здесь, на этом зелёном прохладном холме, где уже больше тысячелетия нет ни людей, ни их суеты? В древности человек жил на нём, но с тех пор по нему скользят только ветры и тень облаков. А сегодня не было даже ни ветра, ни облачка, которое отбросило бы на траву свою безмолвную беглую тень.