Конец главы

Найджел заметил, что его гида повсюду встречали почтительно, словно он тоже хозяин фирмы, но в этой почтительности не было подхалимства. Служащие явно любили Стивена, и, насколько можно было судить, все они хорошо относились друг к другу. Стивен несколько затруднялся, удовлетворяя любопытство Найджела относительно того, что происходит в других отделах, но, когда речь шла о его работе, отвечал без запинки.

Следующие полчаса Найджел изучал лежавшую у него на столе папку. В ней были данные, которые он попросил вчера: список служащих со стажем их работы в издательстве и кругом обязанностей, а также пачки пенсионных бланков, на которых каждый из них надписал свою фамилию печатными буквами и расписался. Найджел не рассчитывал что-нибудь из этого почерпнуть. Он затребовал данные, чтобы показать свою деловитость. Пенсионные бланки он сложил в большой конверт, его другу из Скотленд-Ярда они могут пригодиться, хотя, на взгляд Найджела, печатные буквы у всех людей почти одинаковы.

— А графологи могут что-нибудь определить по печатным буквам? — спросил Стивен Протеру, оторвавшись от своей работы.

— Это почти невозможно сделать по одному слову «Надо!». Конечно, если вы позволяете себе какую-нибудь причуду, например проводите перекладину в «н» справа налево или пишете буквы снизу вверх, они это заметят.

— Я так и думал. Но как же вы собираетесь вести это расследование?

— Искать мотив поступка. И выяснить, у кого была возможность его совершить. Это сужает круг. Кстати, скоро придет Киприан Глид, он хочет меня видеть. Где бы я мог…

Протеру ткнул большим пальцем через плечо:

— Там, если хотите. Сегодня Медуза превращает людей в камень где-то в другом месте. А чего ему надо?

— Посмотрим. Вы знакомы с ее вторым мужем?

— Глид — ее сын от первого брака.

— Знаю. Я говорю об автогонщике.

— Нет. Я не охотник до всяких там петушиных боев и прочего.

— Говорят, он застрелился.

— Не удивлюсь. — Стивен Протеру пожевал ртом, как рыба. — Одни сами решаются на самоубийство, других на это толкают.

Зазвонил телефон. К мистеру Стрейнджуэйзу пришел мистер Глид.

— Пошлите его наверх, в комнату, где работает мисс Майлз, — сказал Протеру.

Субъект, который туда вошел, производил весьма невыгодное впечатление. Ниже среднего роста, в брюках дудочками и грязном пиджаке с начесом, мучнистое лицо выглядело еще бледнее из-за реденькой черной бородки и черного сомбреро.

— Это вы — Стрейнджуэйз? — спросил он воинственно, из черной бородки блеснули белые зубы. — Какого дьявола вы позволяете себе оскорблять мисс Сандерс?

— Сядьте, и я вам объясню. Курите.

Рука Киприана Глида машинально потянулась к его портсигару, но тут же отдернулась.

— Спасибо, нет. Терпеть не могу душистое мыло.

Найджел подумал, что, судя по его виду, Глид не терпит никакого мыла. Молодой человек шлепнулся в кресло; он дрожал и злился на себя за эту дрожь, а потому дрожал еще сильнее.

— Какое вы имеете право хамить Мириам, то есть мисс Сандерс, и вынуждать ее…

— Какое же это хамство? Она солгала, и я ее на этом поймал. Имею на это полное право. Издательство пригласило меня расследовать недавние неприятности.

— Какие неприятности?

— Ваша мать, наверное, рассказывала вам про дело о клевете.

— Ах, это… И вы считаете, что ваши гестаповские методы оправданны… Но при чем тут я, позвольте спросить?

Киприан Глид принадлежал к той породе слабохарактерных людей, которые все время себя подстегивают, желая скрыть за агрессивностью неуверенность в себе.

— Очень даже при чем, — невозмутимо ответил Найджел. — Во-первых, вы находились здесь, когда были восстановлены купюры. Во-вторых, за несколько дней до этого фирма отвергла ваше предложение.

Киприан презрительно скривился:

— Вероятно, у частного сыщика, или кто вы там, кругозор ограничен замочной скважиной. Да чихать я хотел на этого генералишку. Сядет он в галошу или не сядет — мне-то что?

— Зачем вы приходили опять, раз ваше предложение было отвергнуто?

— Я приходил к Мириам.

— А потом поднялись наверх.

Найджел произнес это утвердительно, хотя пока не мог этого доказать.

— Ну и что из этого? Мне ведь не запрещено навещать собственную мамочку? — Разозлившись на себя за проявленную слабость, Киприан снова изобразил вспышку гнева. — Да и какого черта я вообще должен отвечать на ваши вопросы?

— Никто вас не заставляет. Но почему бы вам, кстати, и не помочь расследованию? Может, вы затаили злобу на «Уэнхем и Джералдайн»?

Молодой человек закатил глаза, совсем как его мать:

— Ну, если вы думаете, что у писателя нет других занятий, кроме как таить злобу на всех, кто отверг его произведения…

— Да, безусловно, думаю.