Конец «Гончих псов»

— Потрудитесь ознакомиться, — процедил Ягвиц, извлекая из портфеля документ, напечатанный на плотной бумаге высшего качества:

«Штурмбанфюрер СС Клаус Ягвиц действует во исполнение личного, строго секретного приказа чрезвычайной важности. Предлагается всем военным и государственным органам оказывать Ягвицу всяческое содействие и идти навстречу его пожеланиям.

Адольф Гитлер».

Рассмотрев на документе тисненного золотом орла со свастикой и штамп «Фюрер и рейхсканцлер», фон Риттен понял, что держит в руках «охотничий билет» — документ, дававший его владельцу право арестовывать и расстреливать людей но своему усмотрению.

— Хайль Гитлер! — выбросил руку в нацистском приветствии фон Риттен. — Я в вашем распоряжении, штурмбанфюрер.

Ягвиц не спеша, наслаждаясь властью, спрятал в портфель документ, предоставляющий ему неограниченные полномочия.

— Какие будут возложены на наш отряд задачи?

— Уничтожение воздушных целей.

— Нельзя ли уточнить, каких именно? Это что-либо не ординарное, раз нас подчинили вам и перебазировали сюда столь таинственно?

— Советую вам, подполковник, поменьше ломать голову над этим. Ваша задача — делать то, что я прикажу. А остальное вас не касается.

Штурмбанфюрер извлек из серебряного с чернью портсигара длинную французскую сигарету, вставил ее в еще более длинный мундштук и закурил:

— Меня интересует, когда вы будете готовы к выполнению задачи?

— После прилета наших механиков и заправки самолетов бензином.

— Ганс, уточни, где сейчас транспортный «юнкерc»?

Второй эсэсовец в чине гауптштурмфюрера щелкнул выключателем портативной радиостанции, смонтированной на панели приборной доски «мерседеса». Для радиста у него был неподходящий голос — сиплый, словно простуженный, бас:

— «Марион», я Ноль первый, где сейчас «карета»?

В наушниках пропищало: «Минут через пять будет у нас».

— Действуйте, подполковник, — сказал Ягвиц, — топливо доставлено.

Карл, обернувшись, увидел, что к стоянке самолетов подъезжает большая автоцистерна.

— Не позже чем через час, — продолжал Ягвиц, — вы должны начать дежурство в самолетах четверками в немедленной готовности к вылету.

— До которого времени мы дежурим?

— Дежурите круглосуточно и столько, сколько потребует обстановка. Будет нужно — будете сидеть неделю.

— Это, штурмбанфюрер, очень тяжело для летчиков. Разрешите нам дежурить парами?

— Нет, дежурство четверками. Таков приказ. Понятно?

— Есть! Но нам нужно тогда, по крайней мере, помещение для отдыха дежурных экипажей.

Штурмбанфюрер взглянул на хронометр на массивном платиновом браслете:

— Через четверть часа сюда подъедут три штабных автобуса и походная кухня. Надеюсь, ваши «псы» будут довольны комфортом и питанием.

Про себя Ягвиц думал: «Избаловались эти «кобельки» под крылышком у рейхсмаршала. Уж очень он с ними носится». Штурмбанфюрер сам слышал, как Геринг сказал Кальтенбруннеру: «Эрнст, даю вам лучших гончих из своей псарни».

Ягвиц посмотрел на фон Риттена, стоявшего перед ним без всякой почтительности. «Этому барончику сбить спесь не помешает».

— Итак, подполковник, через час жду доклада о вашей готовности. Если вы не уложитесь в срок, — штурмбанфюрер понизил голос, — то вам, фон Риттен, никто не позавидует. Уверяю, что даже рейхсмаршал не успеет за вас заступиться. — Ягвиц сделал маленькую паузу. — Мой радиотелефонный позывной «Марион-1». При подъеме самолетов в воздух ими управляет пункт наведения «Марион» без индекса. Все, фон Риттен, командуйте!

Ягвиц захлопнул дверцу «мерседеса» и, не простившись, рванул с места машину, взревевшую, как самолет.

Карл посмотрел вслед: «Что за людей подбирают в СС? Почему такое могущество в руках этих ублюдков? Почему они так хамски самоуверенны и так пренебрежительны к остальным людям, не входящим в их шайку?»

Разговор с штурмбанфюрером оставил гадливый и тревожный осадок. На душе было неспокойно, как перед грозой.

«Нужно ускорить заправку самолетов и побыстрее посадить четверку в первую готовность. С этим красавчиком, которого Вельзевул прислал на мою голову, шутки плохи». Перед глазами Карла продолжали маячить карт-бланш с подписью Гитлера и желчное лицо Ягвица. «А все же у него нервная экзема, — думал Карл. — Я это сказал со злости наугад, а попал точно в цель. Причем это, вероятно, любимая мозоль штурмбанфюрера, на которую я наступил…

На щеках и на шее его действительно проглядывали из-под пудры розовые пятна воспаленной кожи. На какой работе и в каком концлагере этот гестаповец истрепал свои нервишки? Ведь он довольно молод, ему нет и тридцати».