Конец «Гончих псов»

Тщательно пригладил волосы. Лицом своим остался доволен: свежее, без морщин и мешков под глазами. О сорокадвухлетнем возрасте заявляли только залысины, увеличивавшие лоб. Лицо несколько полновато, но полнота не бросается в глаза. Прямой нос, крупный рот, волевой подбородок. Серые глаза отливают сталью… Гордая нордическая голова воина-германца. Недостатки начинались ниже груди. Все ухищрения лучших берлинских портных оказались тщетными. Так и не удалось скрыть оплывшую талию, выпирающий живот и массивный зад, туго обтянутый брюками с генеральскими лампасами. Повернулся к зеркалу в профиль: «М-м-да! — хмыкнул недовольно. — Брюхо висит словно у фрау на седьмом месяце. Вот подлецы, как испортили костюм!» — подумал он нелестно о портных, перекладывая на них вину за недостаток изящности. Геринг привык к своей полноте и не считал ее чрезмерной. Кличку «толстый Герман» воспринимал болезненно.

«Сидячий образ жизни, избыточное питание…» — передразнил Геринг врачей. Много он успеет сделать, если будет бегать пешком, а не ездить на машинах? Рейхсминистр нахмурился и помассировал тугой живот, который с каждым годом становился все объемнее.

А диета? Питаться травкой? Нет, это не по нему. Пусть фюрер ублажает себя вегетарианской кухней. Он, Герман-Вильгельм, — хищник и нуждается в мясных блюдах. Геринг улыбнулся, вспомнив поговорку: «Лучше большое брюхо, чем маленький туберкулез». Взгляд его задержался на фотографии, снятой в Мюнхене, когда он только что познакомился с фюрером.

«Давно ли я был голодный, поджарый и резвый как гепард? — продолжал размышлять Геринг у зеркала. — Сколько километров приходилось мне пробегать из кабака в кабак, доставляя кокаин своим клиентам? Таксист Мильх не был столь покладист, как теперь, когда пребывает в высоких генеральских чинах. Не так уж часто он возил меня с Удетом в загородный ресторанчик, который содержал его бывший механик. В те трудные времена он здорово выручал бесплатными обедами».

Геринг не любил вспоминать о том времени. Более приятны были мысли о событиях конца двадцатых годов:

«Как хорошо обернулась судьба! Кто бы мог подумать, что я, жестоко страдавший от раны, полученной во время шествия к Фельдхернхалле,[17] бежавший от ареста за границу, через четыре года вернусь в Германию на белом коне? Вернусь не как блудный сын из библейской притчи, а как видный функционер партии, как человек, необходимый Гитлеру для связей с рурскими магнатами…»

Геринг отошел от зеркала и взглянул на перспективу берлинских улиц, завуалированную дождем. По ним брели маленькие фигурки людей, прячущихся под зонтиками. Герман-Вильгельм любил в такую погоду сидеть у окна в помещении. Так хорошо думалось под шум дождевых капель, барабанящих в стекло. Ему было наплевать на мокрых пешеходов с посиневшими лицами, которых он заставил покупать вместо сливочного масла крупповские пушки. Германа-Вильгельма занимали мысли, касающиеся только его персоны.

Сейчас его тщеславие во многом было удовлетворено. Он получил столько всяких должностей и чинов, что исполнять их мог, только имея многочисленных помощников.[18] Но должность военного министра еще больше усилила бы концентрацию государственной власти в его руках. И это понимал не только он…

Геринг отошел от окна и сел в кожаное кресло, на спинке которого был шелком вышит прусский орел.

«Ну, а если фюрер не даст мне портфель министра обороны, — продолжал обдумывать Геринг «дело Бломберга», — то отчаиваться не буду. Тогда я люфтваффе превращу в самый мощный, самый современный вид вооруженных сил, не подчиненный сухопутным силам».

На совещании у рейхсканцлера он как-то сказал: «Все, что летает, — все мое». Гитлер не возражал против этого. Тогда он подчинил себе всю зенитную артиллерию, обосновав это тем, что под рукой у него должны быть все средства ПВО, коль на люфтваффе возложена задача по противовоздушной обороне Германии.

Имперский министр авиации придвинул к себе перекидной календарь. На сегодня он собирался встретиться со своими заместителями, чтобы обсудить вопросы формирования авиационных частей и частей зенитной артиллерии.

Геринг нажал кнопку звонка, и тотчас в дверях выросла подтянутая фигура адъютанта.

— Слушаю, экселенц.

— Пригласите, Бернд, ко мне Мильха и Удета.

Заявление о создании люфтваффе, сделанное им, произвело сильное впечатление на правительства европейских стран. Но на самом деле все выглядело не так гладко, как это изложил он: летных кадров не хватало, матчасть, поступающая на вооружение, была далека от требований, предъявляемых к ней, да и численный состав боевых самолетов он завысил чуть ли не в два раза.

Однако сообщение Геринга о том, что в составе люфтваффе в настоящее время имеется тысяча боевых самолетов и двадцать тысяч военнослужащих, было для правительств стран Антанты неприятным известием. Германия вновь приобрела воздушную мощь, с которой было необходимо считаться.