Конец Ядовитого Мну

Олива вскрыл пластиковый футляр, приложил к левому углу большой палец и на экране вспыхнули зелёные буквы: «Фрум Олива. Вы приглашаетесь на совещание к президенту трёх популяций, которое будет иметь место сегодня в восемнадцать часов». Олива посмотрел на часы. Было всего шестнадцать, и он успокоился. Любопытный Лафарик елозил в кресле и пытался заглянуть в записку через зеркальный отражатель.

— Любопытной Варваре — штуцер порвали, — засмеялся Фрум, щёлкнул Лафарика по лбу и отправился в ресторан взбодриться.

Его разношёрстный экипаж находился в состоянии «бэзил», что соответствует четырём состояниям «педро» или шестидесяти состояниям «средней тяжести».

— Не вешать нос, урки, — весело крикнул Олива, — о нас помнит правительство. Не хочу опережать события, но, видно, скоро полетим.

— Рождённый квасить — летать не может, — равнодушно сказал какой-то пожилой астрофизик из-за соседнего столика с нашивкой общества трезвости на спине.

— Толково сказано, — крикнул Зе Сельпуга и очень ловко замазал лицо пожилого астрофизика расплавленным мармеладом.

Когда официанты увели возмущенного старика, Фрум продолжил:

— Судя по телексу, полёт будет высшей категории сложности, а за такие полёты выдают бумажники высшей категории плотности. Все не желающие участвовать мне не интересны и должны покинуть стол немедленно.

В полной тишине из-за стола встал и ушёл домосед Сундук — он готовился к свадьбе и не хотел рисковать.

— Больше гнилых нет? — спросил Олива. Все молчали. — Тогда рекомендую наполнить фужеры, ибо скоро каждая волосинка на ваших головах превратите в золото, — крикнул капитан и махнул четыреста.

— Глыба! — восторженно прошептал юнга-стажёр Маховлич и сделал знак ансамблю.

— По заказу нашего гостя Маховлича звучит эта песня, — раздалось из динамиков и грудной женский голос запел:

«Когда в полёт мы собирались,

Слезами девки обливались...»

— Вали плясовую, — задорно прокричал доктор Фишер и, схватив в охапку некую негритянку, забился в беспорядочных телодвижениях.

— Когда Фишер танцует танец девственниц с планеты Мауси, сердце тает, как кусочек сахара, — заметил Олива и сказал очередной тост: — Так оно всё случается.

Солистка пронзительно спела последние строки романса:

«Ты возвратился, милый друг,

И что-то защемило вдруг...»

Растроганный Фрум набил рот жареным драчуном и вдруг отчётливо услышал за щекой шуршание бумаги. Не привлекая внимания, он двумя пальцами достал изо рта испачканную соусом бумагу: «Фрум — не суетись! Продолжай возить по Системе контрабандный ливер и не суй свой синий нос в политику. От предложения президента откажись. В случае неповиновения — финская баня, плавно переходящая в крематорий». «Конкуренты не дремлют, значит, дело верное», — удовлетворенно подумал Олива, уничтожил записку актом глотания и крикнул:

— Бася, солнце, иди сюда!

Когда Бася вылезла из-под скатерти, было семнадцать пятьдесят.

Олива решительно встал и через минуту мчался на глайдере в президентский дворец. Рассвет не прекращался.

Глава IV

Летняя резиденция президента трёх популяций располагалась в живописной Якутской аномалии, там где когда-то находились устья Индигирки и Колымы, Потом, в результате тектонических сдвигов и повышения активности масс в этом регионе наступил период расцвета хвощей и папоротников и массовое вымирание якутских меньшинств. Установился причудливый гибрид арктического и влажного субтропического климата, который благоприятно влиял на форму калового столба президента, и он стал проводить здесь свои летние каникулы. В настоящее время по скоплению средств передвижения было видно невооруженным глазом, что готовится нечто. В овальном кабинете слышался приглушенный гул голосов, шуршание конфетных обёрток и хруст эскимо. Собравшиеся, а их было не более двадцати человек, ждали появления президента.

Равно в восемнадцать где-то под потолком ударили в рельсу и голоса затихли. Занавес раздвинулся и откуда-то сбоку разбитой старческой походкой вышел и сел на свое кресло президент трёх популяций, обладатель магической власти, отец нации, гражданин Уго Раушке. Воцарилась напряженная тишина. Всем было ясно, что президент вспоминает, по какому случаю собрались эти люди. О его деменции ходили анекдоты во всей Галактике, и дела государственной важности вёл, в основном, первый министр Аванес Попян — кавалер ордена Сипеля с лентами, альфрейщик по образованию.

— Братцы, — наконец сказал Уго Раушке, — желаю вам мирного неба над головой...

Попян что-то шепнул ему на ухо.

— В связи с этим мой Попян доложит вам ситуацию, — закончил титаническую речь президент и закрыл глаза.

Поджарый мускулистый Попян в серебристом коверкотовом костюме начал баз предисловия.