Конец игры

— Нет, отчего же… Пусть поговорит… — снова улыбнулся Элгартис. — Надеюсь, славнейший Бринслорф хорошо всё видит и слышит. Секретарь и начальник охраны понимающе хмыкнули.

— Кто этот человек? Чего он хочет? — прозвучал звонкий голосок юного императора.

Улыбка мигом слетела с лица Элгартиса, и он наклонился было к своему августейшему подопечному, собираясь дать надлежащие объяснения, но тут вновь громко и уверенно зазвучал голос незнакомца.

— Зло пропитало мир! Повсюду таится оно — и в храмах, и в домах, и в твоём императорском дворце! Зло поселилось в душах, и не спасёт от него древний Закон Алвиурии! Везде простёрло Зло свои щупальца, и нет от него защиты, кроме как в Слове Пророка Света! Но тебе, невинному отроку, дано выскользнуть из сетей Зла, если обретёшь ты истинный путь Добра. Прими же этот посох, и помни, что за тебя возносит свои молитвы к престолу единственного Бога Пророк Света Фервурд!

Таких слов, обращённых к императору, столица не слышала за всю свою многовековую историю. Потрясённая площадь притихла настолько, что в сгустившемся воздухе было слышно нервное щёлканье алмазных чёток в руках Бринслорфа, который, побледнев, поедал глазами непрошеного проповедника.

— Может всё-таки убрать? — озабоченно переспросил начальник охраны.

Задумавшись на пару мгновений, регент, не ответив, решительно двинулся вниз в сторону говорящего.

Площадь проводила его заинтригованным шёпотом. Охранники, сомкнувшие было кольцо вокруг посланца Пророка, почтительно расступились.

— Его Величество Арконст III выслушал тебя с большей благосклонностью, чем ты того заслуживаешь, дерзко нарушая священный этикет императорских церемоний, — твёрдо, но совершенно спокойно, без малейшей суровости в голосе провозгласил Элгартис. — Более того, император принимает твой дар с благосклонной благодарностью, и милость его, я надеюсь, будет с тобой.

— А ты, почтеннейший, видимо забыл о своих обязанностях, — обратился он к церемониймейстеру, который тотчас же подхватил злосчастный подарок.

— Великому императору не чуждо ничто человеческое, и он тоже любит посмеяться, — продолжал регент, обращаясь к толпе. — Хотя есть, однако люди, над которыми смеяться не пристало. Тут, скорее, нужен уход…

В толпе то здесь, то там послышались хихиканья, переходящие в волны дружного, заражающего ряд за рядом, смеха.

— Нет! Это не я вас развеселил, жители Канора! — перекрикивая смех толпы, завершил Элгартис. — Подлинным автором этой шутки является высокочтимый Бринслорф, с чьего позволенья этот человек был допущен к императорской церемонии. Что ж! Всякому случается перепутать ритуал вручения даров с вечерним комическим представлением. Не будем слишком строги — сегодня День Рождения императора!

Толпа ответила взрывом восторженных возгласов, в которых потонули дальнейшие слова регента. На этом церемония вручения даров была завершена. Возле помоста замелькало множество людей, и никто не мог бы проследить, куда делись посланец Пророка, церемониймейстер и сам Элгартис. Многие, впрочем, заметили с каким раздражённым и подавленным видом Бринслорф, расталкивая своих приближённых, пробирался сквозь пышный и многочисленный эскорт к самим носилкам императора. А те удалялись в сторону дворца, где маленькому виновнику торжества предстояло вытерпеть долгий праздничный обед, за которым должны были последовать выступления придворных поэтов, словесные состязания риторов, турнир мастеров боевых искусств и многое другое. Длинными, очень длинными казались маленькому императору его дни рождения.

* * *

Человек, стоящий перед большим бронзовым зеркалом, как всегда внимательно вглядывался в своё отражение, тщательно подмечая все происходящие за последние два месяца изменения. Отражение было мутным и кривоватым, и это было неудивительно — откуда в дешёвой гостинице на окраине Канора взяться хорошему зеркалу? Но брат Анмист, а это был именно он, видел всё достаточно ясно. Он видел даже те изменения, которые ещё только должны были произойти. С тех пор, как он обратился к своему сверхсознанию и опекающим его высшим силам с просьбой переформировать его внешний образ в соответствии с тщательно продуманным замыслом, он не покидал этой маленькой гостиницы. Почти всё время он проводил в своей тесной комнате, где, кроме одолженного у хозяина большого зеркала, стоял лишь грубоватый стол, жёсткая лежанка и низкая табуретка. Анмист редко выходил из комнаты, но даже мимолётные встречи с хозяевами и постоянными жильцами производили на последних тягостное и пугающее впечатление. Они не могли не замечать изменений, происходящих с непостижимой для непосвящённых в тайные монашеские искусства, быстротой, и тихий ужас всё сильнее овладевал ими. Анмист стал немного выше ростом, изменился силуэт плеч, пальцы вытянулись и приобрели иную форму, чёрные волосы стали светло-русыми. Посветлели и глаза, немного выпрямился нос, губы изменились совершенно и разрез их стал жёстче Теперь для знавших его раньше Анмист стал неузнаваем.