Зайдя на сайт игры, Эмберли почувствовала, что дрожит. Зубы отбивали дробь, едва ли не в такт забористой мелодии, и она поспешила выключить звук. Ей было плевать, если честно, кого сегодня будут судить – целью служило лишь диалоговое окно. Но когда обвинитель вывел подсудимую, Эмберли невольно присмотрелась.
Девушка показалась знакомой, память услужливо предоставила недавнюю ситуацию в каком-то магазине. Эмберли вспомнила, что сегодняшняя обвиняемая сидела за кассой – вероятно, работала продавщицей. И что? Обсчитала кого-то? Нагрубила? Теперь рубите ей голову! Вешайте! Каждый, не зависимо от обстоятельств, имеет право на жизнь, и не наше дело его судить. Тем более в игре!
Эмберли подогревала свою злость и решимость написать разработчику все, что она о нем думает. Да, кто он такой? Возомнил себя божеством? Высшим судией? Она испытывала такое напряжение, словно не могла дождаться автобуса, как тогда, в детстве, когда одна стояла на остановке, а с другого конца улицы на нее надвигалась свора бродячих собак.
Едва заметив всплывшее диалоговое окно, Эмберли принялась строчить. Но не приговор на этот раз. Отказ дальше участвовать в преступлении. Потому что устраивать самосуд – это тоже преступление. Одно дело выносить приговор боту, набору пикселей, нулей и единиц, совсем другое – живому человеку.
Нажав на «enter», она почти равнодушно проследила, как сворачивается диалоговое окно, как обвинитель уводит девушку-кассиршу, как адвокат, будто заметив обращенный на него взгляд, подходит ближе… ближе… ближе… и вонзает свой колкий и едкий взгляд прямо в Эмберли.