Конец игры, или личные счеты Кремнева

Рокотов достал из кармана флакон с таблетками, задумчиво посмотрел на него и, насупив брови, спрятал обратно в карман.

— Как случилось, говоришь? Очень ловко случилось. Кто-то пустил усыпляющий газ. Охрана, понятное дело, уснула. Ну и… В общем, ты понимаешь.

Лицо Кремнёва побагровело. Он сжал кулаки.

— Нет. Не понимаю, Владимир Тимофеевич! Я его на своем горбу из-за семи морей пер. Мы с ним через такое прошли… На сотню оперов хватит. И он остался жив. А теперь здесь, в Москве…

— Тихо, — сердито проговорил Рокотов и покосился на санитаров, выкативших из комнаты каталку с пластиковым мешком.

Санитары покатили коляску мимо Кремнёва. Когда они поравнялись с Егором, он резко протянул руку и схватил одного из санитаров за запястье.

— Постойте!

Санитары остановились и недоуменно уставились на Егора.

— Простите, — угрюмо сказал Кремнёв. — Я хочу посмотреть на труп.

Рокотов дернул Егора за рукав:

— Егор, ты что, с ума сошел?

Кремнёв взглянул на генерала исподлобья.

— Владимир Тимофеевич, я все равно посмотрю. Вы меня не остановите.

Рокотов пару секунд молчал, глядя на Егора недовольным взглядом, затем пожал плечами:

— Черт с тобой. Дайте ему посмотреть, — приказал он санитарам.

Кремнёв ухватил пальцами застежку молнии и потянул ее вниз. Мешок раскрылся, и на Егора глянуло обезображенное выстрелами лицо.

Кремнёв скривился.

— Тут ведь даже лица не осталось, — проговорил он.

— Скажи спасибо убийцам, — сухо сказал Рокотов. — Насмотрелся? Закрывайте!

Один из санитаров потянулся к молнии, но Егор остановил его и сам ухватился за застежку. Генерал гневно сверкнул глазами:

— Егор!

Кремнёв, не слушая его, расстегнул молнию до самого живота жертвы.

— Вы его что тут — неделю не кормили? — изумленно проговорил он. — Худой он какой-то.

Он потянул застежку еще ниже и бесцеремонно раздвинул края мешка. Несколько секунд Кремнёв смотрел на вылинявшую майку на бретельках и мятые семейные трусы убитого.

— Ну и майка с трусами на нем!

Рокотов оттолкнул Кремнёва, резко застегнул молнию и сухо приказал:

— Езжайте!

Санитары покатили каталку дальше. Кремнёв задумчиво посмотрел им вслед и вдруг сорвался с места. В два прыжка он настиг каталку и рявкнул:

— Ну-ка, стойте!

Оказавшись у каталки, он ухватил застежку и на этот раз расстегнул молнию до конца.

Лицо у Кремнёва вытянулось от удивления: бедра у трупа были гладкие, ни малейшего намека на след от пулевого ранения.

Егор застегнул молнию и проговорил севшим от волнения голосом:

— Давайте, везите.

Когда он вернулся к Рокотову, тот смотрел на наручные часы.

— Товарищ генерал… Владимир Тимофеевич…

— Что еще? — устало спросил Рокотов.

— На каталке не он.

— Что?.. Кто?

— Это не Шеринг, — угрюмо сказал Кремнёв. — У Шеринга должен быть шрам на ноге. Год назад я прострелил ему бедро. Ранение было сквозным.

Рокотов взял Егора за лацкан пиджака, быстро приблизил к нему свое морщинистое лицо и веско проговорил:

— Заткнись.

— Но…

Генерал подхватил Егора под локоть и вывел его из студии на балкон пентхауса. Кремнёв поежился от порыва ветра и спросил:

— Что происходит, Владимир Тимофеевич?

Рокотов поднял ворот плаща и сказал:

— Шеринг дал показания.

— И что?

— Эта была цена его свободы.

— Свободы?

Рокотов кивнул:

— Да. Там, в пентхаусе, лежит уголовник Лебедев по кличке Волкодав. Его оприходовали дружки. Вчера, рано утром, на этапе. Ну а наши дорисовали.

Кремнёв помолчал, посмотрел на морщинистую щеку генерала и тихо спросил:

— А где Шеринг?

— А тебе не все равно?

— Нет! — сказал Егор — пожалуй, чуть резче, чем следовало. Внутри у него все клокотало от негодования.

Рокотов задумчиво посмотрел на раскинувшийся внизу город.

— Думаю, он уже далеко.

— Он же преступник! — Глаза Кремнёва сверкнули. — Его обязаны были посадить!

Усмешка сошла с тонких губ генерала Рокотова. Взгляд его темных глаз стал колючим и холодным, на скулах резко проступили узлы желваков.

— Послушай, Кремнёв, это государственное дело, — холодно сказал Рокотов. — Государственное! И государству решать, кто преступник, а кто — просто вырванная страница. Я ясно выражаюсь, или тебе разжевать?

— Значит, Шеринг — вырванная страница? — клокочущим от возмущения голосом проговорил Кремнёв.

Генерал кивнул:

— Именно так. Забудь о его существовании. Для тебя он мертв. Как и для всех остальных.

Кремнёв смотрел на Рокотова тяжелым взглядом. Рокотов помолчал, затем взял Егора под локоть и по-отечески мягко проговорил:

— Понимаю — обидно тебе. Так вот — плюнь и разотри свои обиды. В государстве есть две силы. И они сошлись в этом деле лбами — кто кого. Скажу так: одна сила плохая, другая — хорошая. Ты, главное, знай, что работал на хороших. А то как жить?

Кремнёв тряхнул головой.

— Нет, я ничего не понимаю, Владимир Тимофеевич! — с досадой проговорил он. — Объясните! Они же с Соркиным такого натворили! Всю страну мордой в дерьмо окунули!

Рокотов хмыкнул и пожал плечами:

— А что они натворили? Ты ведь ничего не знаешь.

— Вор должен сидеть в тюрьме, — упрямо отчеканил Кремнёв.

— У тебя есть доказательства, что Шеринг — вор?

Егор отвел взгляд.