Конец империи

Поздно вечером, заметив, с какой частотой появляется воздушный патруль, Килгур двинулся в путь. Он забрался по скале почти до самой вершины — до места, которое называется седловиной. Узкая тропинка заканчивалась у семисотметровой стены с бастионами. Алекс снял ботинки и засунул их в рюкзак. «А теперь превратимся в паука», — подумал он и скользнул в сторону, на стену. Углубления между камнями… здесь можно ухватиться рукой… а здесь поставить ногу… Он медленно приближался к огромным воротам, закрывавшим главный вход в замок.

С хорошим снаряжением сделать это было бы гораздо проще. Но Алекс не хотел рисковать, совершая подобные покупки в Фаулере. А эта стена не предназначалась для тренировок альпинистов-любителей…

Алекс чуть не вскрикнул, когда прямо из‑под руки выпал кусок камня, одна нога соскочила, и он повис на пальцах, едва найдя опору для другой ноги. Крошечный кусочек камня упал на учебный плац, расположенный в тридцати метрах внизу, с грохотом, эхо которого прокатилось по территории замка громче, чем лавина, чем пушечный выстрел, почти так же громко, как дыхание Алекса.

«Следовало попрактиковаться в лазанье по стенам, прежде чем отправляться в путь… Где? Вверх и вниз по стенам главного ангара „Победы“? Давай, давай, не отвлекайся».

Алекс остановился немного сбоку, над воротами. «А теперь найдем себе гнездышко». Что он и сделал. Вставил толстое лезвие ножа в щель, обеспечив себе место, куда можно поставить ногу. И нашел хороший упор для рук, так что все четыре пальца цеплялись за стены.

В таком положении можно и станцевать.

Алекс посмотрел на часы. «До первой смены караула осталось всего несколько минут, я просто здорово все рассчитал», — похвалил он себя.

Ровно в девятнадцать часов пятьдесят минут ворота распахнулись, и началась процедура смены караула. Алекс внимательно наблюдал за происходящим.

Это была церемония, но в то же время — мера безопасности. Весь отряд промаршировал наружу; впереди шли начальник охраны и командир караула. Отряд останавливался возле каждого поста и торжественно салютовал.

«Отличная идея, — подумал Алекс, — натуральные придурки — разгуливают по Арунделю вечером и отдают друг другу честь».

Освобожденный с поста часовой закинул ружье на плечо и занял место в конце отряда, а на пост заступил солдат, стоявший первым. Затем с громким топотом гвардейцы зашагали к следующему посту.

Алекс спокойно ждал, сидя у них над головами. Он прекрасно знал, что когда отряд идет торжественным маршем, никто не смотрит вверх или даже в стороны, никому не хочется получить наряд вне очереди от дежурного офицера, и в очередной раз отметил про себя, что слухи о глупости ВБ подтверждаются.

Учитывая торжественность момента, черная форма ВБ, прекрасно подходившая для ночных операций, была дополнена белыми ремнем, шлемом, эполетами и перчатками; даже ремни виллиганов заменили на белые. «Ну, — справедливости ради отметил Алекс, — они хотя бы избавились от бездарных винтовок, с которыми маршировали преторианцы… Эти уроды ничего не подозревают». Он только утвердился в своем мнении, когда услышал, как стучат кованые каблуки по камням. Звук получался впечатляющий. «Я услышу, что они приближаются, за милю».

Наконец стук подковок, скрежет прикладов о камень, хлопки ладоней по прикладам стихли, и снятые с постов часовые удалились в казарму.

«А теперь проверим, на что они способны. Пора, пора! — Килгур так радовался, что чуть не свалился со стены. — Оказывается, они просто обожают всякие церемониальные штучки… Через два часа я начну наступление, ровно в десять».

Самое лучшее время для того, чтобы броситься в атаку или отправиться в разведку, либо в начале ночи, либо перед самым рассветом, когда все находятся в полудреме. Обычно.

Однако Килгур был хитрым лисом. Именно поэтому он выбрал конец недели — чтобы напасть на мирную крепость. В увольнение обычно не уходят те, кто на данный момент сидят без денег, или попали в черный список, или кому просто некуда идти, ну и, конечно, те, кому выпало нести службу. Кроме того, у начальников выходной…

Соедините эти два фактора, и вы получите людей, которые делают все, что им полагается делать, только чувствуют себя ужасно обиженными судьбой.