Конец Империи

— Гм… пожалуй. Как минимум я научилась командной игре, — вздыхает она. — И еще я поняла, что, возможно, моя тетя не так уж и ошибалась. Возможно, мне следует теперь браться за… скажем так, более этичную работу. Нет ничего плохого в том, чтобы иногда помогать другим, пока тебе за это платят. В конце концов, жить на что-то надо.

— Ты же справишься?

— Что? — хмурится Джес. — Ты о моих долгах? Ничего со мной не случится. За мной и так уже довольно долго охотились, а теперь у меня есть команда, которая прикрывает мне спину. Хотя, если честно, эта команда, скорее всего, тут же продаст меня, получив достаточно щедрое предложение, но, если до этого дойдет, я сожгу все мосты.

— Нет. Я имел в виду Джома.

Джом. Само это имя причиняет ей боль. За этот вечер она слышала его многократно, и каждый раз ей казалось, будто она получает незримый удар под дых.

— Между нами с Джомом никогда не было ничего серьезного. Просто глупости, которые бы все равно ни к чему не привели, и меня это вполне устраивало. Он… — Она с трудом сдерживается, пытаясь не сорваться. — Он был идиотом, который любил меня больше, чем его любила я. Это его и погубило.

— Это не твоя вина.

— Нет. Не моя. Его. Но я все равно не могу ничего с собой поделать, и хуже всего то, что ничего уже не исправишь. Этот долг мне никогда не оплатить, поскольку платить его некому.

— Жизнь — это не одни долги.

— Вся суть жизни в долгах. Ты накапливаешь их, а потом выплачиваешь. Другие одалживают у тебя, а ты пытаешься все вернуть.

— То есть вся твоя жизнь — это бухгалтерская книга?

— Примерно так.

Синджир привлекает ее ближе.

— Твой цинизм придает мне жизненных сил, дорогая моя Джес.

— Взаимно. К сожалению, мне пора.

— Мы ведь еще увидимся?

— Не знаю, — искренне отвечает она.

— Что ж, вполне честно.

Он целует ее в висок, и они еще несколько мгновений стоят, обнявшись, на утесе, под которым разбиваются о камни морские волны. А потом они расходятся в разные стороны.

— Мы с ними еще увидимся, — говорит Теммин.

— Знаю.

— Мне не хватает папы. Мне не хватает Костика. Они должны были быть с нами.

— Знаю. Мне их тоже не хватает.

Норра смотрит на сына. Ей до сих пор удивительно видеть, насколько он вырос за то короткое время после ее возвращения на Акиву. Щеки его округлились, волосы стали гуще, глаза чуть темнее. Теммин раздался в плечах; когда он был младенцем, она восторгалась его превращением в начинающего ходить малыша, а позже ее поразило, насколько быстро малыш стал мальчиком. Потом мальчик превратился в подростка, а теперь подросток стал юношей. Так много перемен…

Ей грустно и в то же время радостно.

— Все будет хорошо. — Теммин поглаживает руку матери, точно чувствуя ее тревогу. У него хорошая голова на плечах. Правда, понадобилось немного времени, чтобы она встала на место, и в этом нет заслуги Норры. Бросила его на Акиве, втянула в самое пекло войны. «Да я худшая мать на свете», — думает Норра. Но они оба живы. И она решает простить себя за все случившееся. Справедливость и месть — две противоборствующие силы, но Норра отвергает их обе. Больше незачем мстить себе за то, что она совершила, или искать кары за то, что была не слишком хорошей матерью. Ее распирает радостное чувство, яркое, словно звезда, и теплое, словно полуденное солнце. Возможно, виной тому выпитое в течение вечера, проведенного с друзьями, но ей кажется, будто с ее плеч свалился тяжкий уродливый груз, который смыли морские волны. Прощай, прошлое.

— Я люблю тебя, малыш, — говорит она сыну.

— И я тебя люблю, мама.

— Тебе давно уже пора спать… Снап.

Теммин демонстративно щелкает пальцами.

— Или мы можем не спать всю ночь, а потом посмотреть, как утром рыбаки выходят в море на своих лодках.

— Только в этот раз. Потом нужно будет собираться. Хоснианская академия ждет.

Они встают и уходят, не зная, закончились ли их приключения, или это только начало.

Эпилог Неизведанные регионы

На путешествие сквозь бездну за пределами известной Галактики уходят месяцы.

Для Слоун эти месяцы полны тягот и одиночества. «Империалис» — холодный, безупречно спроектированный корабль, который она делит со стаей диких детишек и изможденной, испуганной тенью человека по имени Брендол Хаке. В первые дни полета ее всерьез тревожила мысль, что Хаке может натравить на нее своих зловещих сирот, чтобы те прирезали ее во сне. Но как только она поняла, что дети беспрекословно слушаются сына Хакса, бледного паренька с копной рыжих волос, она подошла к Армитажу и предложила ему сделку: «Если гарантируешь мне защиту от этих детей, я гарантирую тебе защиту от твоего отца. Согласен?»

Мальчик кивнул и ответил, что принимает предложение.

Затем она нашла Брендола Хакса в его каюте и показала ему обрывок окровавленного плаща Ракса, а также инфощуп с координатами. Слоун заявила, что знает о ненависти Брендола к ней и что это чувство взаимно, но, если они намерены и дальше нести знамя Империи, они должны стать союзниками, как бы им это ни претило.