Конец Империи

— Он тебе понадобится, — говорит охотница. — Мы не можем рисковать. Им нужна я, и они меня получат. Догоню вас позже.

— Джес, подожди…

Но уже слишком поздно. Джес устремляется туда, откуда они только что пришли.

«Чтоб тебя, Эмари!»

В следующее мгновение откуда-то из глубин коридоров раздается крик Джес. Охотники за головами поворачиваются на шум — и, в полном соответствии с планом, бросаются в ту сторону. Храм заполняют звуки выстрелов, эхом отдающиеся в пещерах.

Hoppe хочется остаться, помочь. Ей хочется расправиться с врагами с помощью Костика. Но Джес права — рисковать нельзя.

Брентин. Слоун. Имперская база. Вот их цель. Ставки слишком высоки, и риск недопустим.

Скрежеща зубами, Норра велит Костику поспешить, и они вместе бегут к челноку.

Глава двадцать восьмая

Если смотреть со стороны, то тактика космического сражения зависит от величины поля боя, арены, на которой приходится сражаться. Поле боя над Джакку практически безгранично — орбиты ее спутников достаточно далеко, чтобы не препятствовать схватке, скоплений обломков тоже пока нет, и единственным объектом, ограничивающим доступное пространство, является сама планета.

Это дает преимущество Новой Республике — она может напасть с любого направления, кроме как снизу.

Но преимущество Империи состоит в том, что ее флот расположен плотным строем, образуя вокруг «Разорителя» почти идеальный оборонительный периметр из звездных разрушителей. Дредноут может стрелять из своих внушительных орудий с относительно безопасной позиции, но угол его атаки ограничен кораблями периметра. Он не может стрелять как ему заблагорассудится, не обращая внимания на собственные корабли.

Это и есть война. Исход ее зависит от расположения кораблей, от его преимуществ и недостатков. Как ты движешься, как ты стреляешь, какое оружие у тебя на борту — все имеет значение. Каждая деталь является частью чего-то большего — боеприпасы в бластере, бластер в руке пилота, пилот внутри истребителя или фрегата. Все это — ресурсы. Как их расходовать? На что? Со стороны война кажется игрой, сколь бы смертельной она ни была: переместить этот корабль туда, тот сюда, сойтись, выстрелить, наступать, обороняться.

Но когда ты в эпицентре, невозможно посмотреть на все это со стороны.

Когда ты сам участвуешь в сражении, принимаемые тобой решения не столько тактические, сколько стихийные — ибо ты часть двух сил, подобных сокрушающим друг друга волнам, обрушивающимся друг на друга горам, сталкивающимся и раскалывающимся на части планетам. Нет никакого взгляда со стороны — по крайней мере, для коммодора Кирсты Агейт, которая не в силах отделить себя от организованного хаоса за иллюминатором своего «Звездного Ястреба». Агейт, ее команда и ее корабль вплетены в ткань поля боя, и коммодор вовсе не походит на божественную руку, перемещающую фигуры на игровой доске.

Скорее она сама — одна из фигур.

На мостике царит напряжение. Связисты поддерживают ее контакт с Акбаром и другими «Звездными Ястребами». Оружейники во главе с мичманом-панторанцем Сираем координируют работу всех систем, обеспечивая наиболее эффективное прицеливание. Трое сидящих неподалеку навигаторов в белых шлемах управляют перемещениями корабля по полю боя, рассекая хаос, подобно лезвию топора.

Агейт стоит посреди всего этого, получая команды от Акбара и передавая их на мостик через старшего офицера, капитан-лейтенанта Спона. Ей кажется, будто она звезда, вокруг которой вращается все остальное. Естественно, это не так, но она подозревает, что любой командир боевого корабля ощущает себя подобным образом. В возвышающихся над ее головой, точно арки собора, широких иллюминаторах проносятся СИД-истребители, преследующие корабли Новой Республики или преследуемые ими. Атаку возглавляют корветы, которые пробиваются в сторону звездных разрушителей, стреляя из всех орудий и выпуская оставляющие в черноте темно-синие следы торпеды. По обе стороны от «Согласия» скользят два других «Звездных Ястреба»: по правому борту — «Единство», по левому — «Дружба».

Агейт чувствует все происходящее, словно ее кожа, жилы и нервы связаны с полем боя невидимыми нитями. Мышцы покалывает, волосы на затылке встают дыбом. Ощущение весьма странное — ей кажется, что, если она моргнет, или не так шевельнет пальцем, или осмелится кашлянуть либо чихнуть, по полю боя прокатится незримая волна и ее корабль потерпит катастрофу, ее друзья погибнут, а враг завоюет их всех. Сколь бы абсурдным это ни выглядело, именно так Агейт воспринимает войну. Никакой дистанции — лишь внушающая тревогу близость. Она — часть войны, и война — часть ее, точно так же, как сердце неотделимо от тела, в котором оно бьется.

Один из корветов превращается в сверкающий огненный шар.

Х-истребитель штопором несется сквозь космос, разбрасывая искры.

Один из их фрегатов типа «Небулон» раскалывается пополам — его носовая часть продолжает стрелять, осыпая зарядами борт звездного разрушителя.

Агейт все это чувствует, ощущая каждую смерть как свою собственную.