По мере того как люди все меньше используют свой мозг и больше – машины, они могут утратить собственные способности. Наши навыки критического мышления, письма и дизайна могут атрофироваться.
О знаниях:
Каким образом обучающаяся машина хранит свои знания, перерабатывает их и извлекает, по-прежнему остается неизвестным. <…> Наука эпохи Просвещения накапливала определенности; новый ИИ аккумулирует двусмысленности.
Таким образом, ChatGPT поднимает вопрос о просвещении. Как мы видим человека? Как автономного субъекта, способного выявить причинно-следственную связь? Или как индивида, порабощенного игрой корреляций?
В технологиях нет ничего неизбежного. Это инструмент, который должен быть адаптирован к нашему представлению об истине, к нашим политическим и социальным принципам. Но не наоборот…
Прогресс не равен инновации. Прогресс заключается не в слепом принятии всего нового, а в том, чтобы учиться на сделанных ошибках.
Именно это предлагает моя книга, и я надеюсь, что сегодня она актуальна как никогда.
Homo deus
Однако сегодня нам жизненно необходимо говорить друг с другом и помогать друг другу, чтобы понять те грандиозные сдвиги, которые наводят страх на наши сообщества, смешивают карты наших экономических систем, сотрясают наши политические структуры и вторгаются в саму нашу жизнь, вынуждая нас разрываться между надеждой на прогресс и страхом будущего. В прежние периоды технологических перемен мыслители, изобретатели, ученые, инвесторы и политики сосредотачивались в определенных местах, нервных центрах «миров-экономик», описанных Фернаном Броделем. Эти города-миры представлялись не только средоточиями экономики, но также местами высокой культуры. «Блеск, богатство, радость жизни соединяются в центре мира-экономики, в его сердце. Именно здесь, под солнцем истории, жизнь обретает свои самые яркие цвета»[1]
. Так все и было: Спиноза посеял семена философии имманентности в Амстердаме, столице золотого века; Адам Смит разработал теорию капитализма в Эдинбурге, в сердце промышленной революции; а Маркс осмыслил классовую борьбу в викторианском Лондоне. Города служили полюсами притяжения и интеллектуальными тиглями: кипящие умы производили в них странные, рискованные и порой чудесные смеси. Сегодня «мозги» разбросаны гораздо шире: никто не может сказать, где находится мировой центр искусственного интеллекта. Даже Кремниевая долина с ее спальными пригородами не может сойти за образец «счастливой жизни»; Сан-Франциско, ставший одним из самых дорогих городов в мире, выдавливает молодых изобретателей; калифорнийская контркультура 1970‐х вырождается в явное безразличие ко всему, что касается гуманитарных наук, словно бы страсть к переменам уничтожила всякую антропологическую рефлексию, а человек стал просто тестом, из которого можно вылепить что угодно, не считаясь с биологией или историей. Впрочем, несколько лет назад журнал