Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Удивляться вопросам Василия Ивановича не приходится. Радикальная авангардная эстетика и рапповская пропаганда, следуя собственной логике, в какой-то момент подавили концепцию избирательного отношения к наследию дворянской и буржуазной культуры XIX века, восходящую к хрестоматийным статьям В. И. Ленина и «реабилитированную» чуть позже. Отталкиваясь от идей РАППа, который требовал диалектико-материалистического мировоззрения от каждого достойного советской эпохи писателя, читатели «Литературной учебы» мыслили последовательно.

Что касается современного литературного процесса, то и здесь проще было принять смену конъюнктуры как данность. Попытки рационализировать и критически осознать смену парадигм чаще всего оставались безуспешными. Узнав из газет об ошибках того или иного авторитетного писателя или критика, «студент» искренне пытался выяснить, в чем они заключались, и не мог:

Читаю: такойто писатель овладел марке, диалектикой, у другого есть срывы. Для меня это отвлеченно и не понятно. Я проробатывал ошибки Переверзева, Воронского и много других, но найти ответ на волнующий меня вопрос мне не удается. <…>

Эпельбаум М. Г.

Баку.

Сухарская, 60 кв. 6

4/XI 31 г.

ед. хр. 245, л. 31).

Попутно задаю несколько вопросов:

1. В чем проявилась реакционность Бориса Пильняка и желателен ли он для нашей литературы, как писатель вообще?

2. Почему Демьяна Бедного считают хорошим баснописцем? <…>

г. Ленинград.

Мытнинская наб.

д. 5/2 кв. 31, ком. 2

Н. Е. Недин

(ед. хр. 243, л. 6 об. — 7)

Вопросы Н. Е. Недина еще раз подчеркивают актуальность конфликта между эстетической парадигмой 1920-х годов, где господствовали «формалистические» эксперименты над языком, «орнаментальность», ассоциирующаяся, в частности, с именем Б. Пильняка, и т. п., и парадигмой 1930-х.

В самом первом номере журнала М. Горький объявил войну за так называемую «простоту» языка, то есть против эстетики 1920-х. Ученики, усвоив его руководящие тезисы, не стеснялись пенять за нарушение установленных правил и самой «Литературной учебе»:

Правда — язык в ряде статей для меня трудноват, например: «акмеизм», «футуризм», «конструктивизм» в статье Мирского для меня мало понятны; мне понятно в них одно, что они означают отдельные литературные школы, но когда они существовали, кто их возглавлял и в чем их особенность, это для меня не известно. <…> П. Саусин, с<ело> <нрзб> Сухоложского района Свердловской обл, 19/ VIII 34.

(ед. хр. 253, л. 30 об.)

Ваш отрывок я прочел 10 раз <…>. Такие большие предложения мне не нравятся. Их пишет только академик Марр.

(Н. Шемаров, Горьковский край, 1934 г.; ед. хр. 251, л. 32).

Последнее высказывание обращено к С. Г. Бархударову и Б. А. Ларину.

Тем не менее в том, что касается практики словесного творчества, а не критики, сами читатели усваивали уроки правильного письма с известным опозданием.

Некоторые читатели следовали более осторожной тактике и приостанавливали свою творческую деятельность до прояснения «генерального курса»: «Начал писать одну повесть, но в связи с развернувшейся дискуссией о языке, работу отодвинул до овладения мастерством техники построения рассказа и языка» (Лобов, 8 мая 1934 г.; ед. хр. 247, л. 4).