Тогда- то и завелся у меня червячок сомнения. Зачем Катаржина лгала? Отчего всю комнату перерыла в поисках этого таинственного блокнота, почему не стоило говорить об этом Бореку и по какой причине, когда я все же спросила его, он так рассвирепел? Вопросов набралось многовато, и ни на один из них я не могла найти ответа. Ни Борека, ни Катаржину спрашивать мне больше не хотелось, уж очень явной была связь между ее тревогой и его злостью. Я начала подозревать, что кто-то из них ведет со мной нечестную игру. А может, и оба, но скорее все-таки Катаржина. Я всегда поверяла ей свои тайны, как-то под настроение рассказала даже о Зденеке и трагикомедии с его фальшивой гибелью; ведь мы были подруги и жили вместе, так пусть знает обо мне все. Зато она никогда ничего о себе не рассказывала, точнее, ничего серьезного и доверительного, что могло бы нас сблизить. Мне известно только, что она ни с кем еще всерьез не дружила, хотя и был у нее приятель, но только приятель, студент Академии художеств. Два года назад он нарисовал ее портрет, но сейчас уехал за границу, вполне легально, как стипендиат, но они даже не переписываются. «Девчонка я более-менее ничего, так что потерплю, пока не закончу учебу, — высказывалась она по поводу замужества. — А там какой-нибудь бедолага всегда отыщется…»
Отыскался. И отыскался даже раньше, чем я ожидала.
На первые выходные в ноябре я уехала домой к тете. Обычно я бывала там каждые две недели: в пятницу вечером — туда, в понедельник утром — обратно. Скорый приходит в Прагу в начале девятого, занятия начинались в девять, так что я ехала в институт прямо с вокзала. На этот раз я сидела как на иголках, каждую минуту поглядывала на часы, но время тянулось страшно медленно. В воскресенье после обеда я сказала тете, что мне надо срочно уехать. Сослалась на пропущенный семинар и еще на какие-то дела, но тетя все прекрасно поняла.
— Опять, наверно, влюбилась, — вздохнула она, провожая меня на вокзал, а я смутилась и ответила:
— Может быть…'
Все мысли у меня были только о Бореке. Если все пойдет удачно, то уже в восемь вечера мы будем вместе.
Однако вместо удачи меня ожидали сплошные неприятности. Пригородный поезд, на который я сначала села, за четыре перегона ухитрился опоздать на двадцать минут, скорый ушел, и мне пришлось около трех часов ждать следующего, так что вместо половины восьмого я оказалась в Праге в одиннадцать. Как назло, и трамвай укатил прямо из-под носа, так что в общежитие я добралась только к полуночи. Вахтер как раз запирал вход.
К Бореку идти не было смысла. Я вскарабкалась на третий этаж, вынула ключ и хотела открыть дверь своей комнаты. Хотела, но не смогла. Ключ не лез, потому что изнутри торчал другой. Наверно, Катаржина заперлась и спит, подумала я и осторожно постучала. В ответ ни звука. Я постучала еще раз, уже погромче, а потом — громко, не сдерживаясь.
В комнате послышался шорох, заскрипела постель, взвизгнул пружинный матрас… Ну, слава Богу, наконец проснулась.
— Кати! — окликнула я. — Открой, Кати!
— Минутку, — донеслось из комнаты, — погоди немного, дорогая.
Но прошло добрых несколько минут, прежде чем щелкнул замок и дверь отворилась. Вернее, она только чуть приоткрылась, и из нее выскользнула Катаржина в шелковых китайских тапочках и белом халатике, наброшенном на ночную рубашку.
— Прошу тебя, Зузика, давай зайдем в туалетную, — прошептала она, обняла меня и потащила в дальний конец коридора.
— Не спрашивай, ничего не спрашивай, я все тебе сама объясню, — заговорила она, затолкав меня в туалетную, и закрыла за собою дверь. Даже не закрыла, а захлопнула: раздался такой грохот, что весь дом задрожал. Катаржина остановилась на пороге и устало прислонилась к косяку.
— С ума сойти! — выдохнула она.
Ни о чем не подозревая, я поцеловала ее в щеку и прошептала на ухо:
— Что-то случилось?
Она быстро закивала головой, схватила мою руку и сильно сжала ее.
— Ах, Зузика, если б ты знала, какая я дура…
Я постаралась улыбнуться.
— Да брось ты! — Мне все еще было невдомек, о чем речь. Никогда раньше я не видела ее такой растерянной. — Тебе что-то приснилось, да? Какой-то кошмар, правда?
Теперь уже засмеялась Катаржина. Коротко, насмешливо, вызывающе.
— Сон? — переспросила она и откинула за спину свои распущенные волосы. — Нет, Зузика, к сожалению, не сон, а грубая реальность. Видишь ли, я была в комнате не одна… — Последнюю фразу я скорее прочла по губам, чем услышала. — Там был он, понятно?… — Но я ничего не понимала. — Ты же знаешь… Я тебе рассказывала о нем. Ну, Виктор приехал из Парижа…
Наконец до меня дошло.
— Ах, вот оно что!.. Так что же ты ничего не сказала? Я бы приехала утром.