Конец лета

Кабинет Рууда располагался в дальнем конце, хотя «кабинет» – слишком пышное слово для описания комнатушки без окон, где обитал Рууд. «Чулан» было бы значительно ближе к правде. Пол – четыре квадратных метра линолеума, на стенах – доски объявлений, увешанные списками, рисунками и буклетами разных семинаров и групп.

Вероника немного нервничала, входя в святая святых Рууда без разрешения. В чулане пахло Руудом. Табак, кофе и еще что-то, не поддающееся описанию.

На письменном столе главенствовали клавиатура и компьютерный монитор-тяжеловес, почти полностью скрытый под записками. На тумбе стоял факс; Вероника позвонила Маттиасу с телефона Рууда и продиктовала номер, вытисненный на пластиковом ярлычке возле кнопки факса. Потом она принялась ждать, от нетерпения листая документы, пришпиленные на досках объявлений. Рууд, кажется, не сортировал бумаги – он просто прикалывал новые поверх старых, отчего доски казались коллажем, посвященным истории Общественного центра. Вероника дернулась, увидев в буклете собственное лицо. Вероника Линд, когнитивный терапевт. Фотографию сделали несколько лет назад, когда Веронику только приняли на работу. Мысль, что ее фотография напечатана в сотнях, а может быть, тысячах буклетов, оказалась на удивление неприятной. Или так отозвалось в ней воспоминание о Леоне и старом месте работы.

Внезапный звук заставил ее вздрогнуть. Факс ожил, и из него медленно потянулась широкая бумажная лента. Вероника нависла над аппаратом, почти затаив дыхание.

Маттиас был прав. Фотография оказалась мутной и уж точно не стала четче, пройдя через факс. Но одно по крайней мере было совершенно ясно и не менялось, сколько бы Вероника ни всматривалась в теплую бумагу.

Вероника выдохнула, тяжело села на стул Рууда и подтащила к себе телефон. Маттиас ответил после первого же гудка. Не стал утруждать себя приветствием.

– Ну?

Вероника в последний раз взглянула на изображение. У Исака Шёлина была совершенно обычная внешность. Волосы на косой пробор, слегка оттопыренные уши, застенчивый взгляд. Ни малейшего сходства с блондином из ее группы.

– Это не он.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

– Ну ладно. – Несколько секунд Маттиас молчал – кажется, обдумывал продолжение. – Сколько раз этот человек приходил к тебе на группу?

– Два. В последний раз – вчера.

– Он разговаривал с тобой напрямую? Задавал вопросы?

– Нет. – Качать головой было, конечно, глупо – Маттиас ее не видел. – Он уходил, как только встреча заканчивалась.

Вероника поразмыслила, не сказать ли про мотоцикл и окурки на улице. Когда-то она рассказывала Маттиасу все свои секреты. Как давно это было! А потом он остался, а она уехала.

– Когда следующая встреча? – спросил Маттиас.

– В понедельник.

– Ты не можешь с кем-нибудь поменяться? – Брат смотрел на проблему практически – именно так, как Вероника и ожидала. Держись в стороне, спрячься на время – а там, может, само рассосется.

– Нет. – Вероника чуть было снова не покачала головой.

– Почему нет?

– Просто нельзя, и все. – Не было никакой охоты объяснять Маттиасу, что именно сейчас у нее нет пространства для маневра. Брат тут же начал бы задавать вопросы, а Веронике меньше всего хотелось рассказывать ему о своем крахе. О Леоне, терапии и о том, что она под колпаком у Рууда. Поэтому она резко сменила тему.

– Я сегодня видела маму во сне. Ястребиные яйца на силосной башне.

Маттиас ничего не сказал, хотя Вероника знала, что он заерзал. Она почти услышала, как под ним страдальчески скрипнул стул.

– Ну, Вера… – Теперь голос у брата был гораздо менее решительный. Настолько неуверенный, что даже прервался.

– Как по-твоему, почему мама это сделала? – спросила она.

– Потому что мы поступили неправильно. Нельзя разорять птичьи гнезда.

– Я не об этом. Озеро, лед. Как ты думаешь, почему она покончила с собой? Врачи ведь говорили, что ей вот-вот станет лучше.

– Я-то откуда знаю? Мама утратила интерес ко мне задолго до рождения маленького принца.

Вероника по голосу брата поняла, что он тут же пожалел о сказанном. Но было поздно – слова вырвались. Повисли в телефонных проводах.

– В смысле, мы были не очень близки. Мне было всего шестнадцать, я понятия не имел, что у нее в голове. – Маттиас кашлянул. – И потом, это ты у нас психотерапевт. Почему люди совершают самоубийства?

– Потому что у них нет ничего, ради чего стоит жить. – Ответ пришел сам собой, она даже не успела продумать его.

Снова молчание. В трубке скрежетнуло, словно Маттиас поменял положение. Она слышала, как брат набрал воздуха, собираясь что-то сказать.

Тут послышался тихий стук, потом звук отворяемой двери. Неразборчивый женский голос.

– Хорошо, – ответил кому-то Маттиас. – Возьми машину, встречаемся у входа.

Потом он снова заговорил в трубку.

– Слушай, тут кое-что случилось. К сожалению, мне надо бежать. Позвони, если этот парень объявится в понедельник, и ничего не рассказывай ему о Билли. Поняла?

Прямо полицейский приказ, а не разговор брата с сестрой. Но прежде чем Вероника успела сказать об этом Маттиасу, тот положил трубку.