Конец лета

— Здесь полно тех, кто не выносит Аронсонов, — сказал Раск. — Большую часть денег, на которые Харальд скупил поселок и все что вокруг, его батя нажил во время войны, это всем известно. Ассар Аронсон был выжига, каких свет не видывал, и в делах никогда не ошибался. А Харальд еще похлеще своего папаши будет. Я слыхал, у него связи в банке, так что он точно знает, кто прочно на мели и у кого нет другого выбора, кроме как продать лес, землю или дом. Короче, за чужой счет он богатеет. И вся их семейка в церкви всегда впереди сидит. Аронсон, его сестра, ее благоверный и их малявки. Волосы смочены-расчесаны, сами разодетые, ханжи этакие. Но никто тут и вякнуть против них не смеет. А насчет сестры, кстати, есть одна история… но о ней предпочитают помалкивать.

Раск требовательно махнул рукой, и Сейлор нехотя вернул ему бутылку.

— Мы с Магдаленой Аронсон учились вместе. Она уже в школе была красотка. Рыжая, ноги длинные, и тут, и там все как надо. Нас вокруг нее много топталось, и она не то чтобы недотрогой была.

Раск ухмыльнулся, выставив напоказ недожеванный табак. Сейлор выдавил ответную улыбку.

— Магде нравилось, когда ее звали на свидание, она любила пофлиртовать. Но старый Аронсон и ее старший братец стерегли девку, что твои ястребы. Рискнул я как-то подойти слишком близко, так мне Харальд со своей бандой мигом рыло начистил, пришлось даже дома врать, что я упал с мопеда, иначе откуда у меня фонари под обоими глазами? И все же Магда продолжала мне улыбаться. Вдохновлять, так сказать, на подвиги. Как старый Аронсон помер, у нас многие решили, что теперь путь свободен.

Он сплюнул в третий раз.

— Но Магда удрала в Копенгаген. Небось хотела найти кого поинтереснее деревенских чурбанов. А кончила, как фру Эббе Нильсон. Ирония судьбы! Вышла замуж за лучшего друга своего старшего братика. Так и до близкородственного спаривания недалеко, верно?

Раск допил самогон и выбросил пустую бутылку в воду. Сейлор с сожалением проводил ее взглядом.

— Вот так вот… — Раск взялся за веревку якоря-кошки, отцепил его от поручней и снова бросил в пруд. — Короче говоря, в деревне полно тех, кому не терпится щелкнуть Аронсонов по носу. Надо бы этой жерди, нашему полицейскому начальнику, составить список таких обиженных и помечать их галочками, одного за другим, а не заставлять нас заниматься всякой ерундой. И мы с тобой оба знаем, с кого ему следовало бы начать, верно? С твоего товарища по охоте Томми Роота.

Сейлор молча следил, как веревка скользит между ладоней Раска. Дециметр за дециметром, пока кошка не достигла дна далеко внизу, в илистой тьме. Он взялся за весла, равнодушно шевельнул лопастью в воде. Лодка скользнула по темной глади на полметра и вдруг встала; веревка натянулась.

— Опаньки, — удивился Раск. — Что на этот раз? Рыба, мясо или ни рыба ни мясо?

Он начал выбирать веревку, но она едва подавалась.

— Сдай-ка назад, — скомандовал Раск. Уперся в палубу, опять потянул. За что бы ни зацепился якорь, отцепляться он явно не хотел. — Черт!

Раск встал, уперся ногами покрепче, снова принялся дергать веревку.

От его движений лодка накренилась, и на какой-то миг Сейлору показалось, что она сейчас опрокинется. Но потом суденышко само собой выправилось.

— Что-то большое, — закряхтел Раск, выбирая веревку. — Бревно небось. — Он продолжал тянуть веревку. Зеленая слизь, облепившая ее, сползала на дно лодки.

Сейлор увидел, как заволновалась вода. Недовольно, словно не желая отпускать свою добычу. Сейлор вдруг осознал, что затаил дыхание.

— А ну-ка еще разок, — пропыхтел Раск.

Вода запузырилась. Внизу показалось что-то темное, потом что-то светлое. Ком, при виде которого у Сейлора свело желудок. Голова, плечи, что-то похожее на руку.

Якорь вдруг отцепился от находки, и Раск повалился навзничь. Он ударился головой о сиденье, и лодка резко качнулась вправо. Темная вода плеснула на ноги, и Сейлор вскочил, чтобы перенести вес на другой борт. Но было уже поздно: густая вонючая жижа поглотила и лодку, и Раска, и его самого.

Глава 7

Она знала, что у нее куча вредных привычек. Между восемнадцатью и двадцатью пятью она перепробовала почти все: экстази с колой по праздникам, шмаль и бензоадизепин — чтобы развеяться. Если честно, она потом так и не очистилась полностью. Но лишь начав учиться на психотерапевта, Вероника поняла, какой наркотик для нее самый сильный. Чужое горе.

Пятничная группа состояла из восьми человек. И по пятницам, и по понедельникам приходили примерно одни и те же, так что Вероника успела выучить имена большинства участников. На прошлой неделе, помимо группы по проживанию горя, были еще две группы для алкоголиков, одна для игроманов и одна — для депрессивных безработных. Этот вид печали — не то же, что чистая скорбь, и все-таки Вероника, наверстывавшая пропущенные месяцы, ощущала приток эндорфинов, даже когда работала и с такими участниками. Сейчас она почти полностью контролировала лед внутри себя. Могла открыть трещину настолько широко, чтобы члены группы приняли ее за свою, а потом быстро закрыть, не рискуя тем, что ее утащит на глубину.