Конец лета

Монсон попытался рассмотреть спросившего, но его ослепили вспышки.

— Ну… Мы работаем непредвзято и не исключаем никаких сценариев.

Ропот перешел в гул.

— Как по-вашему, мальчика могли похитить? — выкрикнул другой журналист.

— Как я уже сказал… — Монсон почувствовал, что рубашка прилипает к спине. Он поднял руки, чтобы утихомирить публику. — Как я уже сказал, мы работаем непредвзя…

— У вас есть подозреваемый? — прервал его кто-то. Монсон заслонил глаза от света, пытаясь понять, кто задал вопрос. Очередной журналист?

— У н-нас…

— Разумеется, подозреваемый есть. Весь, мать его, поселок знает, кто это сделал! Вопрос только в том, почему Томми Роот до сих пор на свободе.

Монсон моментально узнал этот голос. Харальд Аронсон. Он не успел ответить: шум все нарастал, люди кричали, соглашаясь с Аронсоном. Кое-кто из журналистов встал и протиснулся поближе к сцене, чтобы было лучше слышно.

Монсон снова поднял руки, прося людей сесть, чтобы он мог отвечать на вопросы по одному. Напрасно. Его, кажется, никто уже не слушал. Люди выкрикивали вопросы, вопросы перемежались утверждениями.

— Так у вас нет подозреваемого?

— Арестуйте этого дьявола, Монсон!

— Какую гипотезу вы сейчас разрабатываете?

— Рооту доверять нельзя! Скользкий черт!

— Идет ли речь о шантаже?

— Мы боимся выпускать детей на улицу, пока он на свободе!

— Считаете ли вы, что Билли еще жив?

Монсон понял, что потерял контроль над ситуацией, и счел за лучшее прекратить пресс-конференцию.

— Вот дерьмо, — бурчал он себе под нос, покидая сцену под прикрытием своего самого надежного полицейского. — Вот же чертово дерьмище!

Глава 13

Вероника не была хорошей дочерью. И хорошей сестрой не была. Домашний телефон Маттиаса она помнила настолько плохо, что, собираясь позвонить брату, всякий раз перелистывала затрепанную записную книжку, чтобы уточнить номер.

В год, когда пропал Билли и умерла мама, ей исполнилось четырнадцать, а Маттиасу — шестнадцать. Они росли в районе, который Маттиас когда-то окрестил Страной теней. Веронике нравилось это выражение, она вертела его так и сяк. Лишь много лет спустя она поняла, что брат, должно быть, услышал его в каком-то фильме.

Страна теней огромна, но ее редко показывают в новостях, если только там не произошло что-нибудь ужасное. В остальное время она прячется за названием станции, которое со свистом проносится мимо окон поезда, или ответвлением дороги, на которое никто никогда не сворачивает. Полузнакомые места из тех, что минуешь, спеша попасть куда-нибудь еще.

В Стране теней бывают люди двух типов, говорил Маттиас. Те, кто уезжает, и те, кто остается. Они с Вероникой уедут при первой возможности.

В восемнадцать лет Маттиас поступил в Полицейскую школу в Стокгольме, оказавшись одним из самых младших на своем курсе. И на долгих два года оставил Веронику в большом доме один на один с отцом и пустыми комнатами. Она злилась на брата. Но все же с нетерпением ждала его приездов домой на выходные. Ждала его рассказов о квартире в Стокгольме, где они будут жить вместе, о вещах, которые станут делать вместе. Она считала дни до его выпуска, отмечала их в блокноте, как заключенный отмечает дни до освобождения.

— ДаслушаюСесилияНильсон!

Голос в телефонной трубке походил на возглас радости. Сесилия, невестка Вероники. Первая и единственная девушка Маттиаса. Несмотря ни на что, Сесилии удалось сохранить их отношения, когда брат переехал. Она быстро соображала, ничего не требовала, предоставляла постель и объятия, когда ему того хотелось. А Маттиас оказался достаточно глуп, чтобы хотеть.

Когда в блокноте оставалось зачеркнуть всего пять дней, Вероника, стоя на ступенях церкви, бросала рисовые зерна на мундир Маттиаса и платье Сесилии, наводившее на мысли о торте. Блестящая белая ткань на слегка округлившемся животе. Маттиас быстро получил место в полицейском участке поселка, а дядя Харальд подарил ему на свадьбу домик в ряду типовой застройки. Свадебная фотография лежала где-то на дне коробки, стоявшей в чулане, но Веронике не нужно было доставать ее, чтобы вспомнить: выражение лица у Маттиаса на ней было таким же, как на старой семейной фотографии. Потому что Маттиас — послушный мальчик.

Через неделю Вероника собрала сумку, и все осталось у нее за спиной. Страна теней, мама, папа, Билли. И Маттиас.

— Здравствуй, это Вероника. — Запах алкоголя ударил в телефонную трубку.

Молчание на пару секунд затянулось.

— Вера, — пояснила Вероника.

— А-а-а, здравствуй! Я тебя не узнала.

Вранье, конечно. Невестка в своей пассивно-агрессивной манере дала понять, что их речь теперь звучит по-разному. Это тоже было частью игры, как и то, что Сесилия вынудила Веронику представиться именем, которым сама Вероника не называла себя больше пятнадцати лет.

— Маттиас дома? — спросила Вероника, пока невестка не завела предсказуемые речи о том, что Вероника долго не звонила (правда) и что девочки так скучают по своей тете (чистой воды вранье).

Сесилия глубоко вздохнула, явно раздраженная тем, что ее опередили.