Конец лета

Динна знала, что Маргарет не делала особого различия между Парижем и Антибом. Но на этот раз экономка энергично затрясла головой:

– Нет, это был Париж, они оставили номер телефона.

Маргарет покопалась в стопке бумаг, нашла нужную записку и протянула Динне. Она не ошиблась, звонили действительно из Парижа, а номер, который записала Маргарет, принадлежал парижскому особняку на улице Франсуа Премьер. Определенно что-то случилось. Возможно, пожилая дама заболела и хочет отправить Пилар домой пораньше? А может, что-то случилось с Марком? Пока Динна бежала по лестнице на второй этаж, направляясь в спальню, где стоял телефон, в ее голове пронеслись десятки картин разных катастроф, одна другой страшнее. Сняв телефонную трубку, Динна поколебалась: в Париже сейчас полночь, может быть, лучше подождать до утра?

Заокеанский оператор соединил ее очень быстро, и вот уже Динна слушала знакомое жужжание французского телефона. Когда-то она воспринимала эти гудки как сигнал «занято», но потом привыкла и запомнила, что это местная особенность.

– Мне очень жаль, но вам смогут ответить не раньше, чем через минуту.

– Все в порядке, я подожду.

Динна улыбнулась: телефонистка говорила неспешно, как калифорнийка. Затем в трубке послышался голос свекрови:

– Алло, oui?

– Mamie? – Родственное обращение к свекрови так никогда и не стало для Динны естественным. Даже после почти двадцати лет замужества, обращаясь к матери Марка, она всякий раз боролась с искушением назвать ее мадам Дюра. – Mamie? – Связь была не очень хорошей, но Динна слышала, что ей говорят, и заговорила громче, чтобы ее тоже было слышно. Голос мадам Дюра звучал сонно и совсем недружелюбно. – Это Динна. Прошу прощения за поздний звонок, но мне показалось...

– Динна, il faut que tu viennes.

«He хватало еще, чтобы при такой связи мадам Дюра говорила по-французски!» Однако мысленная мольба Динны не была услышана, и мадам Дюра продолжала тараторить по-французски и дальше, Динна с трудом разбирала слова.

– Подождите, я вас почти не слышу. Я не понимаю. Вы не могли бы повторить все по-английски? Что-нибудь случилось?

– Да, – прозвучало в трубке скорбным стоном. Затем наступило молчание. Динна ждала. «Так и есть, что-то с Марком. Я так и знала!» – Пилар... она попала в аварию на мотоцикле...

У Динны остановилось сердце.

– Пилар?! – Динна перешла на крик; она даже не слышала, как в комнату вошла Маргарет. Связь еще больше ухудшилась, и ей пришлось кричать громче. – Пилар? Mamie? Вы меня слышите? Что случилось?

– Ее голова... ее ноги...

– О Боже, она ранена? – Из глаз Динны брызнули слезы, она отчаянно пыталась взять себя в руки. – Mamie, как она?

– Paralisees. Les jambles. У нее парализованы ноги. А голова... мы не знаем.

– Где она? – вскрикнула Динна.

– В Американской больнице.

Стало слышно, что мадам Дюра всхлипывает.

– Вы вызвали Марка?

– Мы не можем его найти. Он в Греции, его коллега пытается с ним связаться. Они рассчитывают, что завтра он будет здесь. Прошу вас, Динна... вы приедете?

– Я вылетаю сегодня вечером. Прямо сейчас.

У Динны так дрожали руки, что она с трудом смогла посмотреть на наручные часы. Было десять минут пятого. Она знала, что в половине восьмого есть самолет – Марк часто летал этим рейсом. С учетом разницы во времени она сможет быть в Париже на следующий день в половине пятого по парижскому времени.

– Я прилечу завтра... в середине дня. Я поеду сразу в больницу. Кто ее лечащий врач? – Динна торопливо записала фамилию, которую назвала мадам Дюра. – Как с ним связаться?

Мадам Дюра продиктовала ей номер телефона.

– Ох, Динна... Бедная девочка. Я Марку говорила, что moto слишком большой и тяжелый для ребенка, ну почему он меня не послушал? Я же ему говорила...

«Я тоже». Первое, о чем подумала Динна, так это о том, что ее девочка одна в парижской больнице.

– Mamie, с Пилар кто-нибудь есть?

– Конечно, мы наняли сиделок. – Это было очень похоже на ту мадам Дюра, которую Динна знала.

– Только сиделки и никого больше? – Динна не скрывала, что она в ужасе.

– Но уже первый час ночи.

– Я не хочу, чтобы она оставалась одна.

– Хорошо, я сейчас же отправлю в больницу Анжелин, а утром сама туда поеду.

«Анжелин... самая старая горничная на свете. Анжелин. Как она может?»

– Я приеду так скоро, как только смогу. Передайте Пилар, что я ее люблю. Спокойной ночи, mamie, до завтра.

Динна переключилась на телефонистку. Она была в отчаянии.

– Мне необходимо связаться с доктором Хубертом Киршманом, это очень срочно.

Однако доктор Киршман не ответил на звонки. Звонок в Американскую больницу тоже не обнадежил Динну. Ей сказали, что состояние мадемуазель Дюра по-прежнему критическое, однако она в сознании и заснула; возможно, утром ей будут делать операцию, пока еще нельзя сказать точно. Ее привезли из Канн только сегодня вечером, и если мадам будет так добра позвонить доктору утром...

Динне хотелось послать их всех к черту. Поговорить по телефону с Пилар было невозможно, и единственное, что могла сделать Динна, – это как можно быстрее вылететь в Европу.