Конец Мадамин-бека (Записки о гражданской войне)

Для курбаши эти сведения оказались более чем полезными. После бегства из Беш-Тентяка басмачи кинулись в Маргиланскую зону. Ночью в кишлаке Джугара-Гарбуа они наткнулись на заставы Каракиргизского полка Сулеймана Кучукова. Темнота мешала правильно оцепить обстановку, и джигиты, предполагая, что их преследуют, решили во что бы то ни стало пробиться через кишлак. Они всей массой навалились на сравнительно небольшой полк Кучукова и смяли его. Бой длился почти всю ночь. Бойцы Кучукова дрались отчаянно, но потери были так велики, что задержать банду не представлялось возможным. Пуля свалила самого Кучукова. Раненный в бедро, он потерял сознание, и красноармейцы унесли его с поля боя. Остатки полка укрылись за стенами хлопкового завода и оттуда отстреливались.

Курширмат не думал вести осаду. Он бросил своих раненых джигитов и поспешил к железной дороге, чтобы до рассвета перейти ее. Здесь, однако, басмачи попали под огонь орудий бронепоезда имени Розы Люксембург и отхлынули назад. Курширмат заметался, как волк, окруженный цепью стрелков. В отчаянии он решился на последнее — уйти в пески Яз-Явана, надеясь, что там его уже не встретят красные. Банды «амир лашкар баши», довольно поредевшие, но еще способные защищаться и даже наносить удары, обогнули Старый Маргилан и торопливо устремились в пустыню. Алексей Ситняковский успел к этому времени сообщить Курширмату о приближении отрядов Парамонова. Отступать, когда по следу идет целая бригада, было рискованно. Курбаши переменил свое первоначальное решение, свернул с дороги, укрыл свои отряды в глубоких оврагах и стал ждать Парманкула, как называли басмачи Парамонова. Здесь он намеревался исподтишка ударить по колонне красных и разгромить ее.

Пулеметный и ружейный огонь среди тишины и покоя показался бойцам Парамонова более чем неожиданным. Первыми пали артиллерийские кони. Подстреленные как на выбор, они бились в предсмертных судорогах. Ездовые бросились рубить постромки, чтобы вывести из-под обстрела запасных лошадей, а в это время новые залпы стали косить людей. Колонна смешалась, строй нарушился.

Трудно что-либо предпринять в такую минуту. Под убийственным огнем, когда падают один за другим бойцы, а кони испуганно мечутся, сбивают идущих в колонне, когда стоит неимоверный шум — ни команда, ни окрик не действуют на людей. А басмачи, вдохновленные первой удачей, все усиливают и усиливают огонь.

Несколько джигитов, пьяных от анаши, подскакали к самой колонне с истошным криком:

— Сдавайся, Парманкул!

Несмотря на хаос, кто-то нашелся и выстрелом из карабина уложил одного, а потом и остальных смельчаков, предложивших сдаться. О капитуляции не могло быть и речи. Надо было только восстановить порядок. И вот среди шума и трескотни выстрелов прозвучала громовая команда Парамонова:

— К пешему бою! Слезай!

Высокий, в плечах — косая сажень, настоящий русский богатырь, Петр Митрофанович одним видом своим мог внушить уверенность, придать силы товарищам. У него были светло-голубые глаза и необычайно пышные рыжеватые усы с подусниками.

Кто был рядом, моментально исполнил приказ командира. Бойцы спрыгнули с лошадей, передали их коноводам, а сами залегли — кто за камень, кто за бугорок, кто за песок, наспех собранный в горку. Прозвучали первые ответные залпы по бесновавшимся у оврагов басмачам.

Адъютант, верткий и быстрый Арменак Бурчиянц, и начальник штаба Сергей Андреев помчались вдоль колонны, передавая приказ комбрига и устанавливая боевой порядок.

Бой начался. Только молчала пулеметная команда, никак не реагируя на огонь противника. Оказалось — убит командир Яков Байда. Но вот заговорили и пулеметы. Заговорили дружно. Но голос их звучал недолго. Мешал песок.

То один, то другой «максим» захлебывался. Очереди становились все короче и короче, а паузы продолжительнее. Обливаясь потом, обжигая руки о раскаленные пулеметные стволы — воды совсем не было, — бойцы делали героиические усилия, чтобы вести огонь, не дать врагу передышки.

В этом беспримерном по трудности сражении бригаду выручил Зазвонов со своей артиллерией. Когда басмачи выплеснулись из оврагов и песчаных барханов и тучей хлынули к дороге, намереваясь порубить и затоптать спешенных бойцов, грянул пушечный залп. Один. Второй. Скорострельные трехдюймовки били по летящему навстречу врагу картечью, шрапнелью, гранатами.

Федор Зазвонов стоял у первого орудия, вытянувшись во весь рост, и взмахивал обнаженной саблей.

— По басмаческой сволочи — огонь! — громко взволнованно выкрикивал он.

В ответ на команду грохотали орудия. Каждый выстрел вырывал из басмаческой лавины десятки конников.

На месте разрывов вздымались тучи песка, и все вокруг заволакивалось желтой пылью.