— Ну вот, теперь ваши души довольны? — усмехнулся Митрич, когда мы осмотрели автоматы.
— Я даже не знаю, как мы будем рассчитываться… — начал было я. Хотел сразу разобраться, чем придëтся платить, чтобы не оказаться потом по уши в долгах.
Но Митрич взмахнул автоматом, передëрнул затвор и серьëзно произнëс:
— Для начала постарайтесь не отдать Богу души. А то потом и рассчитаться не сможете.
И с этими словами он влез к нам в машину.
Ближе к вечеру мы вернулись к посëлку и остановились всё там же, за лесом. Решили дождаться наступления темноты. Иначе будем, как на ладони, и даже подойти не успеем, когда нас заметят и расстреляют, всё равно что мишени в тире.
— Только ты не думай, что дочь свою я вам так прощу, — заявил Митрич, пока мы сидели и ждали.
— Да, я понимаю, — заверил его я. — Даже не думал, что Лу такое выкинет. Но что нам-то теперь делать? Он мëртв, а мы и рады бы…
— Рады бы что? — резко и с интересом подался вперëд Митрич.
— Не знаю. Помочь как-нибудь, о ребëнке позаботиться. Купить что-нибудь.
— Это всё пустяки, — отмахнулся Митрич. — С этим и мы поможем. А вот что замуж ей теперь не выйти, тут проблема.
— Да уж, ситуация, — протянул Олег. — Любовь порой приносит проблем больше, чем радости.
— А ты что, философ? — удивился четвëртый пассажир. Один из людей Митрича, которого звали Максом. Большую часть времени он молчал, и лишь теперь вдруг оказалось, что говорить всë ещё умеет.
А Олег и рад был такому вопросу, будто давно репетировал ответ:
— Я просто знаю, что сердце несëт человека к любви, а мозг понимает, где надо остановиться. Если один из этих органов откажет, то беды не избежать.
Что сказать на это никто из нас не нашëл, и все замолчали. Посидели ещё около часа и только когда стрекот сверчков известил о приближении ночи, Митрич хлопнул в ладоши:
— Выходим.
Пока мы шли через лес окончательно стемнело. Гопстеры разожгли костры, которые были заметны издалека. С этой секунды все переговоры мы вели либо шëпотом по связи, либо жестами.
Трое кочевников сместились влево, ещё двое ускорились, чтобы зайти к участку справа. А я, Олег и Митрич направились к разрушенной хижине и осмотрелись.
Гопстеров на улице стало гораздо больше. Мы насчитали десять человек. Пьяных, орущих друг на друга дикарей. Эти ребята настолько поверили в свою безнаказанность, что потеряли всякую осторожность. Всё, что оставалось нам, это потихоньку их пострелять и потом вымыть с мылом каждую дверную ручку, к которой они прикасались.
Я выдвинулся вперёд. Олег и Митрич на расстоянии от меня тоже перебежали к новому укрытию. Потом ещё ближе. Замерли прямо возле забора в кустах. Прицелились.
— По моей команде открываем огонь, — прошептал Митрич.
— Готовы, — отрапортовали остальные кочевники.
— Триста тридцать три!
И выстрелы одновременно грянули по всему периметру участка. Разом легли все те гопстеры, что были на улице. Никто даже ответный огонь не открыл.
— Мы заходим, — проговорил я.
Показал Олегу, чтобы следовал за мной, и пробежал к воротам. Их так никто и не закрыл. Обошли тела гопстеров. Многие ещё были в сознании и стонали от боли. Добивать их не стали, но оружие отобрали и положили в стороне. Потом заглянули в дом, убедились, что там никого. И спустились в бункер.
На первом же этаже мы поняли, что в бункере кто-то есть. Стонала какая-то девка. Стонала от наслаждение, что немедленно нарисовало у меня перед глазами не самую приятную картину.
Звук шëл из комнаты Исиды. Мы подкрались, стараясь даже дышать потише. Коротко заглянули в открытую дверь.
На кровати валялась обнажëнная гопстерша, потрëпанная жизнью, пьянкой и винтом. К ней пристроился пузатый мужик с волосатым задом и упорно отрабатывал оказанное доверие.
Но расстроило меня другое. Вся техника Исиды пропала. О том, что когда-то здесь была целая компьютерная система, говорили только несколько проводов на истоптанном ковролине и мусор.
Долго готовиться я не стал. Высунулся второй раз. Пулей в плечо отбил у гопстера желание продолжать развлекаться. Указал на гопстершу, немедленно завизжавшую на манер семафора что-то очень обидное.
— Одевайтесь и наверх.
— Брат, давай хоть этого замочим? Он же своих друзей приведëт, — предложил Олег, указывая на извивающегося мужика.
— Вот наверху и разберëмся, — коротко отрезал я.
Сыпля проклятиями, гопстерша натянула трусы и принялась искать то ли брюки, то ли кофту. Но я вдруг заметил на еë запястье хэндфон. Гопстеров с таким обычным гаджетом я встречал настолько редко, что ни одного раза вспомнить не мог. Но откуда тогда эта мадам взяла его? Понятно, что нашла. Вот только где?
— Откуда побрякушка? — резко спросил я.
Гопстерша вздрогнула, посмотрела на браслет, потом на меня, скривила губы и с вызовом спросила:
— Чë, падла, цацка бабская лайкнулась? Не гони, фраерок, не залутала. Моя цацка, мамаша на бëздэй загифтила, сечëшь?
— Сомневаюсь. А ну-ка, дай гляну.
— По беспределу бомбишь, псина сутулая.
— Вообще без разницы. Снимай, говорю.
— Гнида ты! Хуже мусора! — цыкнула гопстерша, закатила глаза и сняла браслет хэндфона.