Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки

— Да, это так в некотором смысле, — ответил Дайсон, слегка улыбнувшись, показывая, что он находит мой интерес к максимальному разнообразию чрезмерным. — Я никогда не думаю об этом как о глубокой философской вере, — добавил он. — Для меня это просто поэтическая фантазия.

Конечно, Дайсон держал подходящую ироническую дистанцию между собой и своими идеями. Но в его отношении было что-то неискреннее. В конце концов, на протяжении его собственной эклектической карьеры он, казалось, стремился оставаться верным принципу максимального разнообразия.

Все они — Дайсон, Минский, Моравек — в душе теологические дарвинисты, капиталисты, республиканцы. Как и Фрэнсис Фукуяма, они считают, что конкуренция и борьба необходимы для существования — даже для постчеловеческого интеллекта. Некоторые научные теологи, с более «либеральными» наклонностями, думают, что конкуренция покажет себя только временной фазой, той, которую умные машины быстро преодолеют. Один из таких либералов — Эдвард Фредкин (Edward Fredkin). Фредкин, бывший коллега Минского по Массачусетскому технологическому институту, теперь богатый бизнесмен, занимающийся компьютерами, и профессор физики Бостонского университета. Он не сомневается, что будущее принадлежит машинам, «во много миллионов раз более умным, чем мы», но он верит, что умные машины будут считать тип конкуренции, представляемый Минским и Моравеком, атавистическим и непроизводительным. В конце концов, объяснял Фредкин, компьютеры уникально подойдут для сотрудничества в стремлении к их целям. Что выучит один, могут выучить другие, и по мере того как один совершенствуется, могут совершенствоваться все; сотрудничество дает «победную» ситуацию. Но о чем будет думать исключительно умная машина после того, как она превзойдет крысиные бега Дарвина? Что она будет делать?

— Конечно, компьютеры разовьют свою собственную науку, — ответил Фредкин. — Это кажется мне очевидным.

Будет ли машинная наука значительно отличаться от человеческой? Фредкин подозревал, что будет, но он не мог сказать, как именно. Если я хочу получить ответы на эти вопросы, то мне следует обратиться к научной фантастике. А в конечном счете — кто знает? [154]

Фрэнк Типлер и точка омега

Фрэнк Типлер (Frank Tipler)уверен, что знает. Типлер, физик Туланского университета, предложил теорию под названием «Точка Омега», в которой вся Вселенная трансформируется в один всесильный, всезнающий компьютер. В отличие от большинства других, исследовавших далекое будущее, Типлер, как кажется, не осознает, что занимается иронической наукой, а не эмпирической; он их честно не может отличить. Но, возможно, именно это качество позволило ему представить, что сможет делать машина с бесконечным интеллектом и мощью.

Я брал интервью у Типлера в сентябре 1994 года, во время его рекламного тура после выхода его книги «Физика бессмертия» (The Physics of Immortality), в которой излагались последствия его теории «Точка Омега» в мельчайших деталях. Это высокий человек с крупным лицом, седеющими усами и волосами. Он носит очки в роговой оправе. Во время интервью он говорил громко и был очень напряжен. Он представлял собой как бы тип веселого тупицы. Я даже спросил, не принимал ли он когда-нибудь ЛСД или другие галлюциногены: ведь он начал думать о Точке Омега, будучи молодым ученым после защиты диссертации в Беркли в семидесятые годы.

— Нет, только не я, — сказал он, неистово тряся головой. — Я даже алкоголь не употребляю! И люблю говорить: я — единственный в мире трезвенник Типлер! [155]Он воспитывался как баптист-фундаменталист, но еще юношей поверил, что наука — единственный путь к знаниям и совершенствованию человечества. Для докторской диссертации в Университете Мэриленда Типлер исследовал, возможно ли построить машину времени. Как эта работа связана с его целью совершенствования человечества?

— Ну, машина времени, очевидно, усилила бы наши возможности, — ответил Типлер. — Конечно, ее можно было бы использовать и в недобрых целях.