Конец нового дома(Рассказы)

Поэтому я едва не натолкнулся на парочку, стоявшую у забора в довольно безлюдном переулке, где и днем-то редко встретишь прохожего. Но, увидев почти рядом парня и девушку, я сумел отступить незамеченным (вероятно, потому, что им было не до меня) и хотел перейти на противоположную сторону переулка. Однако меня задержали услышанные слова. А через минуту, спрятавшись за ствол старой липы, я с жадностью ловил каждое слово из подслушиваемого разговора.

Имел ли я привычку подслушивать? Абсолютно нет. Я отлично знал, что это подло. Что же остановило меня и заставило спрятаться за дерево? Да то, что разговор шел о любви. Пока еще не прямо о ней, но я сразу догадался, что о ней все-таки заговорят. О той любви, о которой мы читали в книгах с тех пор как научились читать, которой была наполнена даже литература, обязательная для чтения. И почти ни одной кинокартины, которых мы к тому времени уже просмотрели сотни, не обходилось без любви. В романах любовные сцены мы читали наспех, перелистывая по две страницы сразу, чтобы скорей отвязаться. В кинокартинах, по нашему мнению, такие сцены только мешали следить за развитием действия. Однако здесь было не то: разговор шел между живыми людьми, стоящими поблизости от меня.

— Ну, погоди, ну, постой, Ирка! — убеждал парень, удерживая девушку за руку. — Побродим еще. Ты всегда домой рвешься, поговорить не дашь. Ну, скажи, тебе неинтересно со мной?

— Что ты, Витя! Мне с тобой интересно, но домой надо. И так уж вон куда забрели! Некогда стоять. Пойдем быстрей, проводи меня.

Парня я узнал по голосу. Это был Витька Черкасский — механик с электростанции. Смуглолицый, здоровяк, он классно играл в футбол и отлично разбирался в мотоциклах. Девушку я не знал.

— Пойдем, пойдем, — тянула его за собой не известная мне Ирка.

— Нет, не пойдем, — вдруг грубовато сказал Витька. — Хватит, Ирка, в прятки играть. Обижаешь ведь ты меня, увиливаешь от серьезного разговора. В который уж раз! Ну, ответь ты мне…

— Потом, Витя. Не сейчас, — с какой-то нервозностью и полуиспугом в голосе прервала его девушка. — Очень домой надо. Пойдем же.

— Ну зачем же говорить: «Домой надо»? — с горькой усмешкой в голосе отозвался Витька. — Скажи лучше: «Не хочу быть с тобой». Честнее будет. Знаю ведь я, надо тебе домой или не надо.

— Нет, надо, — вдруг совершенно спокойно сказала девушка и строго добавила — Пошли!

К моему удивлению, эта строгая нотка в голосе моментально подействовала на Витьку, и он беспрекословно повиновался.

Они пошли по переулку, вышли на другую, слабо освещенную улицу и двинулись дальше по ней. И так почти через весь городок, на другой его конец. Они шли и в тени домов и деревьев перед домами, и по освещенной части тротуаров, шагали посередине мостовой, ломали каблуками лед в промерзших до дна мелких лужицах, хрустели настовой коркой снега, гулко вышагивали по оголившейся замороженной земле. Он все что-то горячо доказывал ей, все говорил, все убеждал в чем-то. Иногда, кажется, сердился, иногда просил, даже умолял. А она отвечала кратко: то просительно, то строго, то с наигранной непринужденностью, и все тянула его за рукав, не давая останавливаться, не давая задержаться, чтобы не было разговора на одном месте, разговора, которого, как понял даже я, она избегала.

А за ними, как заколдованный, плелся я, так же минуя улицу за улицей, то борясь с ветром, то подставляя ему спину. Я прятался, чтобы не быть увиденным идущими впереди, в подворотнях, за деревьями, за углами домов и в отбрасываемой ими тени. Я шел, не слыша почти ничего из объяснений парня и девушки, шел, сам не зная почему и зачем, но не мог не идти, словно что-то притягивало меня к этой паре, словно и для меня в их разговоре было нечто важное, нужное и лично необходимое.

Наконец они подошли к двухэтажному дому с темными, спящими окнами. Одинокий уличный фонарь, стоявший поблизости, освещал только угол дома и часть двора, обнесенного перед фасадом высоким забором. Витька с девушкой встали у калитки, вделанной в правую створку больших дощатых ворот. Фигуры обоих опять растворились в тени, отбрасываемой забором и воротами. Я укрылся за темным углом забора и находился от них всего в нескольких метрах.

Не совсем понятными были их первые фразы, когда они остановились. Какие-то намеки, упоминания незнакомых парней и девушек. Но тон был понятен мне, по крайней мере, мне так казалось.

Затем Витька встал спиной к калитке, как будто загораживая девушке путь. И глухо сказал:

— Ну, хватит. Скажи, Ирка, любишь или нет? Прямо скажи.

Она молчала. А я весь обратился в слух.

— Не обижай, — просил Витька. — Знать хочу. Не могу больше. Лучше «нет», чем неизвестность.

Она молчала.

— А может, «да»? — с надеждой в голосе снова заговорил он, — Скажи! Тебе со мной, Ирка, будет, — у него перехватило голос, — ну, знаешь как… Ведь я тебя сильно-сильно…

— Ты, Витя, говоришь: лучше что угодно, чем неизвестность, — перебила Ирка, не давая ему договорить. — Пусть так. Я скажу.