Конец охоты

Пауль послушно уселся. Мария устроилась рядом с ним. Обращая взор в звездную высь, она прошептала:

— Люди считают, что у матери пять сыновей. Но на деле их шесть. Четыре разбойника, один умный и один дурачок. Он лучше всех остальных.

Признаться, вопрос родственных связей Иисуса весьма занимал путешественника по Отражениям. Паулю всегда казалось, что именно здесь кроется ключ к разгадке тайны того, кого потомки нарекут Христом.

— Но я слышал, что родные братья Иисуса отвернулись от него…

Едва произнеся эти слова, Пауль ощутил на плече цепкие пальцы старухи. Он посмотрел на нее и столкнулся с испытующим взглядом глубоких чистых глаз. В расплывшихся зрачках плескался отблеск луны.

— Зачем тебе знать о моих сыновьях, человек из другого мира?

Юноша вновь насторожился, но не подал виду.

— Что ты подразумеваешь под «другим миром»? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Что есть — другой мир.

Мария улыбнулась, давая понять, что не намерена углубляться в отвлеченные рассуждения.

— Я иду с ними, я должен знать тех, за кем иду, — привел свой довод Пауль.

— Согласна. Но слишком много тех, кто хочет знать по другим причинам.

— Кто, например?

— Соседи, власти, священники. На днях пожаловал странный человек и выспрашивал, не приходил ли ко мне Симон и не было ли с ним незнакомца, обликом не похожего на ибри[14]. Он сказал, чтобы я не доверяла этому человеку — он предаст.

— Это не обо мне, — твердо сказал Пауль. — Я не предам. Но могу предположить, что к тебе приходил мой враг.

Мария кивнула, словно бы говоря, что и она так считает.

— Он боялся тебя. Почему?

— Этот человек затеял злое дело, я хочу помешать ему.

Взгляд старухи был цепок, словно луч света.

— У тебя честное лицо, и мне кажется, ты говоришь правду.

— Так и есть.

— И потому ты хочешь знать о моих сыновьях?

— Да, это поможет мне взять верх над тем человеком.

— Что ж, он не понравился мне. В нем много силы, но мало доброты. Этот человек способен на чудовищное злодеяние.

— Да, это так, — подтвердил юноша.

— Предводитель сынов Тьмы! Это о нем предупреждал меня дурачок.

— Можно сказать и так. — Пауль сделал паузу и осторожно задал вопрос: — А почему дурачок? Ни один из твоих сыновей не производит впечатление дурачка!

Старуха засмеялась, смех ее был на удивление звонок и молод.

— Да что ты знаешь о моих сыновьях! Первого я родила, когда мне было всего четырнадцать. Это Иаков. Второго я родила спустя год. Его назвали Иосифом. Затем родился Симон, тот, что пришел с тобой. Со дня его рождения прошла вот уже треть века. У Симона уже взрослый сын Иуда, славный мальчик.

— Это не тот ли, что ведает общей казной?

— Да. Он рано научился считать и отличается предприимчивостью. Мои сыновья доверили ему казну.

«Действительно славный мальчик!» — подумал Пауль о том, чьему имени суждено было стать нарицательным.

— Потом родились еще двое. А последним был Иуда, самый младшенький. Он родился после гибели мужа, и я дала ему его имя.

— Иуда из Гамалы?

Старуха кивнула:

— Да, Иуда из Гамалы. Ты знаешь, все знают. Но почему-то считается, что никто не знает. Почему?

— Не знаю, — ответил Пауль. — А что те двое, какие родились до Иуды?

— Иисус и Фома. Один умный, другой считается дурачком. У одного светлый ум, у другого великое сердце. Один может ниспровергнуть царство, другой наделен властью воздвигнуть новое…

Старуха умолкла. Скупая улыбка озаряла ее лицо, очерченное светом звезд. Пауль осторожно кашлянул.

— Это все о Иисусе?

— Нет, о двоих. Их двое, хотя порой кажется, что это один. Первый способен разрушать, второй творить, первый — повести за собой тысячи, второй — тьмы, первый — повелевать, второй — даровать надежду.

— А, понятно… — Пауль припомнил о предостережении Симона, и ему все стало ясно. Нарожав такую кучу детей, нетрудно было утратить частицу здравого смысла. Судя по всему, личность Иисуса представлялась матери разделенной на добрую и злую половины. — Конечно же их двое. Один ходит в черных одеждах, другой — в белых. Один…

— Нет. Каждый признает лишь белый плат, но один отмечен печатью льва, а другой несет на себе знак рыбы.

— Точно! — подхватил Пауль. — Я видел его!

— Ты не мог его видеть. Это лишь предстоит тебе. И я тебе завидую.

— Но почему? Разве ты не видишься с сыном?

— Он запрещает кому бы то ни было приближаться к себе. Исключение сделано единственно для брата или его посланцев. Лишь его он слушается беспрекословно, ибо сердце нуждается в уме, как ум нуждается в сердце. Соединившись вместе, эти двое способны на все. Все остальные — лишь жалкая опора их могучим стопам. Рожденные от разбойника, они и есть разбойники.

— А кто был отцом тех двоих?

— Ты не поверишь мне, — прошептала Мария.

В голосе старухи была горечь, и Пауль понял, что невольно стал свидетелем ее главной беды. Этой женщине никто не верил. Тогда он осторожно прикоснулся к сухому старческому плечу:

— Я постараюсь.