Конец Осиного гнезда

- Кстати сказать, - добавил я. - Товарищ Кольчугин должен приехать сюда с гостями, и он же впустит нас во двор станции.

- Фома не подведет! - заметил Карягин. - В струну вытянется, а не подведет.

- А как насчет трофеев? - задал кто-то вопрос, и тут же раздался смех.

- Что вы имеете в виду? - спросил я.

- Ну всякое там... Есть же у них оружие, походная рация, да и харчишки тоже. Ребята в отряде надеются.

- Правильно! - раздался одобрительный возглас.

Я и Карягин переглянулись.

- Трофеями займусь я, - решил Карягин. - Склад за мной. А поможет мне Терехов. Вот так...

Вопросов было много. Потом начали обмениваться мнениями. Никто не возражал, никто не высказывал опасений, все говорили только о том, как лучше выполнить задание.

Сережа Ветров важно сказал:

- Документы могут быть и на радиоузле, не только в доме Гюберта. Я прошу поручить это дело мне. Прежде чем поджечь радиостанцию, я вынесу оттуда все бумаги.

И тут произошел небольшой конфуз. Я объявил Сереже, что он должен будет оставаться здесь, а документами займется кто-нибудь другой. Но я сразу же перерешил и сказал:

- Ладно! Согласен!

Перерешил потому, что Сережа взглянул на меня таким молящим взглядом, в глазах его было столько смятения и обиды, что я не смог ему отказать.

Почти то же произошло и с Таней. Когда деловая беседа закончилась и Трофим Степанович с помощью Логачева и Березкина стал распределять оружие и боевую технику, она подошла ко мне и, теребя кончик косы, сказала:

- Кондратий Филиппович! Выходит, что я такая... что мне и дела не найдется?

- Хм... Почему ты так решила? - немного смешался я.

- А чего тут решать? - вздохнув, оказала она. - Всех вы назвали по фамилии. Каждому объяснили...

Мне очень не хотелось брать ее и Сережу на операцию, но, видно, ничего не поделаешь. И я слукавил:

- Тебя я не назвал потому, что ты будешь помогать мне выносить документы. Поняла?

- Да.

- Готовь вещевые мешки. Два-три мешка...

Таня повернулась и убежала.

Ко мне подошли Карягин, Логачев и Березкин.

Трофим Степанович, держа в руке клочок бумаги, сказал:

- Неплохо получается, майор. Совсем неплохо. Смотри: два ручных пулемета, десять автоматов, три винтовки, шесть пистолетов, сорок две гранаты и семь бутылок, с зажигательной смесью, Я не считаю мины да три дробовика. Можно лихо штурмовать, а?

44. ГЮБЕРТ НА ВЕРЕВОЧКЕ...

Часам к семи вечера у озера стало пусто и безлюдно. Даже самый придирчивый глаз не смог бы обнаружить вокруг ничего подозрительного. Стояла какая-то особая, выжидательная тишина.

Лошади партизан под надежной охраной кормились на выпасе не менее чем в километре. Мы все сидели в засаде.

Солнце стояло еще высоко, но мы не могли знать точно, в какое время прибудут "гости", и укрылись заранее.

Я избрал себе позицию метрах в десяти от клади через проток, в зарослях орешника. Рядом со мной лежали Сережа и Таня, крепко сжимая свои автоматы.

Над кладью мы заранее и основательно поработали, перебрали настил из кругляка и, кажется, достигли того, чего хотели.

Мы ждали настороженно и напряженно, не производя никакого шума, не отрывая глаз от опушки леса, откуда должен был появиться враг. От страшного напряжения временами чудилось, что что-то движется на фоне зелени.

В лесу куковала кукушка. Со стороны озера доносилось довольное кряканье уток. Они шумно полоскались, хлопали крыльями, как всегда перед вечерней зорькой.

Время текло медленно, и я не один раз прикладывал к уху часы, чтобы проверить, не остановились ли они.

Подчас начинало казаться, что все наши приготовления ни к чему, что операция срывается. Ведь в самом деле: все было основано только на сообщении Фомы Филимоновича. Уж не говоря о том, что Гюберт мог передумать или заболеть, - тысяча других дел могла ему помешать: вызов начальства, срочное сообщение, требующее каких-либо мер, да мало ли что еще... Все висело на ниточке, и меня охватывали отчаяние и злость при мысли, что эта ниточка могла так легко порваться.

Но вот без нескольких минут восемь Таня толкнула меня в бок и шепнула:

- Николай бежит!

Я вздрогнул. Да, Логачев бежал крупными скачками, и не по дороге, а лесом, виляя между стволами деревьев, перепрыгивая через бурелом. В правой руке его поблескивал вороненой сталью автомат. Перемахнув через проток, он поскользнулся, упал, но тут же вскочил и подбежал к нам.

Логачев сидел в передовой засаде и пробежал сейчас добрых полкилометра. С лица его градом катился пот, сильная грудь круто вздымалась. Он запыхался, но, сделав глубокий вздох, доложил:

- Едут!.. Своротили сюда... Две подводы... На передней двое. На задней пятеро... Автоматчики...

- А Филимоныч?

- На передней.

- Значит, на ней трое.

- Да, да, да. Я не считал Фому Филимоновича.

- Так... Приготовимся! - сказал я и дважды свистнул, подражая иволге.

Это - для остальных. Мы так условились. Теперь все знают, что "гости" вот-вот появятся.

Это "вот-вот" растянулось на четверть часа, и наконец наш слух уловил скрип колес, которые Фома Филимонович в этот раз умышленно не смазал.