Конец осиного гнезда. Это было под Ровно

Ранним утром в апреле 1942 года на Тушинском аэродроме собралась группа будущих партизан. Сегодня все должны подняться на самолете и сделать первый пробный прыжок с парашютом. Кроме меня, никто ни разу в жизни с парашютом не прыгал. Я заметил, что многие волновались. Иные заводили веселые разговоры, но беспокойные взгляды на поле аэродрома красноречиво говорили о душевном состоянии «весельчаков».

Я понимал, что это не трусость. Все эти люди добровольно пошли в партизаны и знали, каким опасностям они будут подвергаться там, в тылу врага. Из многих желающих попасть в отряд были отобраны лишь пятьдесят таких, которые наверняка не подведут, не струсят. Сейчас волновались все, но тот, кто впервые прыгал с парашютом, знает, что волнение при этом обязательно и законно.

Я посмотрел на часы — ждать еще целых тридцать минут.

Неподалеку от меня сидел Александр Александрович Лукин. Он был назначен в наш отряд начальником разведки. Лукину тоже, видно, было не по себе: он курил одну папиросу за другой.

— Александр Александрович! — нарочно громко, чтобы все слышали, обратился я к нему. — Что-то вы многовато курите? Неприятно все-таки прыгать с высоты, страшновато?

Лукин сразу понял, что этот разговор, явно интересующий всех, я завел умышленно.

— Да ведь что ж, Дмитрий Николаевич, страшно не страшно, а прыгнуть придется! — ответил он.

Все притихли, прислушиваясь к нашим словам.

Показалось удивительным: как это командир откровенно говорит, что боится прыжка! А я воспользовался установившейся тишиной и начал свой рассказ, рассчитывая на оставшиеся полчаса томительного ожидания:

— Вам всем, конечно, это в новость. Ну, а я старый парашютист. У меня сегодня будет третий прыжок. Первый раз я прыгал давным-давно, в 1907 году, когда о парашютном спорте и слуху не было. Жил я тогда в Белоруссии, в большом рабочем поселке Бежице. В праздничный день Николы мой отец был именинником и позвал к себе гостей. Гости все пожилые люди, ну и, конечно, мне, восьмилетнему мальчишке, было с ними скучно. Я воспользовался суматохой в доме, стащил у отца табачку, взял селедку, отрезал кусок именинного пирога и с этими гостинцами отправился в гости к сторожу пожарной каланчи, которая стояла рядом с нашим домом.

Сторож, старик Гаврилыч, был моим давним приятелем. Я до смерти любил слушать его рассказы о всяких былях и небылицах и частенько коротал с ним время на пожарной каланче, откуда поселок наш был виден как на ладошке.

Гаврилыч отведал пирога с рыбой, похвалил его, покушал селедочки и, уже свертывая себе козью ножку, начал длинную сказку про ковер-самолет. Так сидели мы с ним вдвоем на каланче час или два. Гаврилыч устал говорить и задремал. От нечего делать я тоже решил закурить, свернул цигарочку и, важно попыхивая ею да задыхаясь с непривычки, стал похаживать по площадке каланчи. Смотрю — внизу отец! Грозится палкой и направляется к вышке. Я понял, что порки мне не избежать. Во-первых, он запретил лазить на каланчу, а во-вторых, увидел, что я курю.

Что делать? Как избежать расправы? Тут мне попался на глаза большой брезентовый зонт. С ним обычно жена Гаврилыча сидела на рынке в солнечные или дождливые дни: она торговала семечками. Как-то я спросил Гаврилыча, зачем он держит на каланче этот зонт. Гаврилыч, хитро подмигивая одним глазом, ответил мне: «Это, брат, важная вещь. Могёт загореться сама каланча. Загорится, скажем, снизу, ну, как я по лестнице сойду? Вот я возьму этот зонт и с ним спрыгну».

Гаврилыч говорил это шутя, но я, как увидел отца, испугался, недолго думая схватил зонт, раскрыл его и… прыгнул с каланчи. Ох и страшно же было!

Зонт, правда, я не выпустил и с ним в руках упал на крышу соседнего дома. Ушибся довольно сильно, но об этом тогда думать не пришлось. Потер разбитые и расцарапанные колени, соскочил с крыши и побежал за угол. Оттуда стал наблюдать…

Отец был уже на вышке каланчи. Вижу, подошел к нему Гаврилыч и, показывая на зонт, который я оставил на крыше, что-то объясняет.

Потом отец скрылся с вышки: видимо, решил найти меня. Я дал ходу — убежал за три улицы от дома. Но вечером пришел домой и как следует был наказан.

Так я прыгал с парашютом первый раз в жизни. Видите, я, стало быть, пионер парашютного спорта.

Рассказывая, я заметил, что слушатели повеселели. Взглянул на часы — осталось еще десять минут. Можно продолжать: