Конец означает начало

Особенно нелепой была речь Калинина о международном положении на партийно-комсомольском собрании работников аппарата Президиума Верховного Совета СССР. Калинин признал, что советско-германский пакт «был неожиданностью для очень многих, во всяком случае, он был неожиданностью для населения и даже казался принципиально противоречащим нашей линии: как же это так — заключать пакт с таким явным врагом, с фашизмом?» Однако, по словам Калинина, сталинская «мудрость» проявилась в том, что благодаря пакту «удалось расширить зону коммунизма и сделать это сравнительно с маленькими расходами средств».

Калинин посетовал на поведение Франции и Англии, чья «бездеятельность граничит с преступностью… Если бы это было у нас, то это так бы и квалифицировалось — преступная неподготовленность к войне» (однако после нападения Германии на СССР, обнаружившего такую «преступную неподготовленность» со стороны Советского Союза, никто в советской пропаганде таких квалификаций не давал.— В. Р.). Вместе с тем Калинин с одобрением указал, что «теперь, когда Германия ведёт завоевательную войну», многие люди в СССР «с удовольствием‹»› встречают известия об успехах англичан, внутренне сочувствуют тому, чтобы немцы были биты».

Наиболее примечательным пассажем в речи Калинина было его утверждение: «Мы не защитники войны, но если нас заденут, то мы только это и ждали (Смех, аплодисменты.)… Армия должна думать: чем скорее драка, тем лучше. (Бурные аплодисменты.)» [698]

В последние годы некоторые российские исследователи принимают эти безответственные заявления кремлёвских «вождей» и возню в пропагандистских канцеляриях по «перестройке» идеологической работы в духе тезиса о «наступательной войне» за выражение готовности сталинской клики начать в ближайшем времени такую войну, упредив Гитлера. Доказательству этого тезиса посвящена монография молодого историка В. А. Невежина «Синдром наступательной войны» (М., 1997). (Я не буду касаться вызывающих лишь чувство брезгливости псевдоисторических работ перебежчика Резуна-Суворова о превентивном характере нападения Гитлера на СССР — в ответ на якобы имевшийся у Сталина замысел напасть на Германию в июле 1941 года.) В действительности даже в печатной пропаганде в мае-июне не произошло каких-либо изменений, направленных на психологическую подготовку советского народа к близкой войне с Германией. Соответствующие высказывания встречались только в устных выступлениях отдельных докладчиков и лекторов.

Что же касается действительного приведения армии в боевую готовность к надвигавшейся войне, то здесь вплоть до ночи на 22 июня всё оставалось без изменений. Чтобы эффективно противостоять врагу, изготовившемуся для наступления, необходимо было уже в мае-июне провести всеобщую мобилизацию, сосредоточить в западных военных округах мощную группировку войск, по численности превосходящую противника, привести войска в полную боевую готовность и разработать детальные планы наступления. Ни одна из этих задач не была решена. Когда в середине мая Генштаб разработал план стратегического упреждения, Сталин не утвердил его и категорически отверг идею упреждающего удара. Когда же Тимошенко и Жуков напомнили его высказывания 5 мая, Сталин ответил: «Я так сказал это, чтобы… они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чём трубят газеты всего мира» [699]. После этого Сталин предостерёг высших военачальников: «Если вы там на границе будете дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда имейте в виду, что головы полетят» [700].

Изучение имевшихся к началу войны приказов и планов от Генштаба до корпуса и дивизии показало, что никаких задач наступательного порядка войскам западных округов не ставилось, а в то же время предусматривалась оборона — в стратегическом масштабе до дальних подступов к Москве. Ни в каких планах не предусматривалось требование переноса военных действий на территорию противника. На случай вынужденного отхода Красной Армии разрабатывались планы эвакуации промышленных предприятий и правительственных учреждений, военного и государственного имущества [701].

Сталин продолжал игнорировать агентурные донесения НКВД и военной разведки, хотя в них сообщалось даже о назначении начальников военизированных управлений будущих округов оккупированной территории Советского Союза [702]. Проигнорированы были и предупреждения глав правительств ряда государств, включая несколько упорных заявлений тогдашнего союзника СССР Чан Кайши о грядущем нападении Германии, в которых называлась даже дата нападения — 21 июня [703].