Конец означает начало

Естественно, что в такой иррациональной атмосфере не могли быть выработаны правильные политические решения, адекватные непрерывно меняющейся международной обстановке. Отсутствие продуманной стратегии в действиях сталинской клики вызывало изумление даже наиболее проницательных немецких дипломатов. «Чем дальше шло время и чем больше я наблюдал за поведением русских,— писал в своих воспоминаниях Хильгер,— тем больше я убеждался, что Сталин не сознавал, как близко было угрожавшее ему германское нападение. По-видимому, он думал, что сможет вести переговоры с Гитлером о его требованиях, когда они будут предъявлены» [671].

В беседе с военными историками, состоявшейся в 1966 году, Жуков рассказывал, как в присутствии его и Тимошенко Сталин дал Молотову указание послать в Берлин человека с личным письмом к Гитлеру, в котором просил от него исчерпывающих объяснений: для чего немецкие войска так близко сосредоточиваются к Советскому Союзу?

Через несколько дней при личном докладе Сталину Молотов заявил, что получил от Гитлера личное письмо, в котором содержалось заверение, что сосредоточение в Польше немецких войск не имеет ничего общего с подготовкой нападения на Советский Союз, что «эти войска готовятся совершенно для другой цели, для более крупной цели на Западе. „И я вам скажу,— добавлял Жуков,— что Сталин этой версии, конечно, поверил“» [672].

Сталин, не доверявший целиком даже своему ближайшему окружению, настолько поверил в честное слово Гитлера, что оказался глух к предупреждениям, идущим от Черчилля и американского правительства, сообщениям по дипломатическим каналам, шифровкам из посольства СССР в Германии, многочисленным донесениям разведки и т. д. «Сталин несёт ответственность не просто за тот факт, что он с непостижимым упорством не желал считаться с важнейшими донесениями разведчиков,— справедливо писал К. Симонов.— Главная его вина перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки вполне компетентных людей, располагавших неопровержимыми документальными данными, не располагали возможностью доказать главе государства масштаб опасности и не располагали правами для того, чтобы принять достаточные меры к её предотвращению» [673].

Вплоть до нападения Германии на СССР Сталин не сделал ни одной попытки установить политический контакт с США и Англией, хотя соответствующих зондажных попыток со стороны правительств этих государств было более чем достаточно.

Между тем Гитлер 18 декабря 1940 года подписал «Директиву № 21. План „Барбаросса“», а 9 января 1941 года на совещании с высшим военным командованием заявил о близком нападении на СССР. Он мотивировал это тем, что «хотя сейчас русские вооружённые силы — это обезглавленный колосс на глиняных ногах… лучше сделать это сейчас, когда русские войска не имеют хорошего руководства, плохо оснащены и когда русские испытывают большие трудности в военной промышленности» [674].

С декабря 1940 года усилилось политическое давление Германии на Балканах, где Гитлер начал демонстративно игнорировать своего партнёра, а затем и вовсе действовать наперекор ему. 8 февраля 1941 года германские войска вступили в Румынию. Однако, несмотря на все новые агрессивные акции Германии в этом регионе, Сталин ограничивался протестами по дипломатическим каналам и косвенным выражением недовольства германской политикой в печати.

«История вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах и лениво выжидали надвигавшегося на Россию страшного нападения или были неспособны понять, что их ждёт,— писал Черчилль в книге «Вторая мировая война».— До тех пор мы их считали расчётливыми эгоистами. В этот период они оказались к тому же простаками… Если брать за критерий стратегию, политику, дальновидность и компетентность, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент второй мировой войны полностью растяпами» [675].

В январе, когда в мировой печати появились первые слухи о вводе немецких войск в Болгарию, Сталин ограничился публикацией заявления ТАСС, в котором говорилось: «Если немецкие войска в самом деле имеются в Болгарии и если их дальнейшая переброска в Болгарию действительно имеет место, то всё это произошло и происходит без ведома и согласия СССР, так как германская сторона никогда не ставила перед СССР вопроса о пребывании или переброске немецких войск в Болгарию» [676].