Возмущение в ней победило отчаянную ревность, если это можно назвать ревностью. Ибо что хорошего в том, чтобы жить и любить, если рядом с Титженсом всегда находится такое лучезарное, доброе и безупречное создание. Но, с другой стороны, Валентайн слишком любила свою мать.
Валентайн считала миссис Уонноп великой, благородной личностью, человеком умнейшим и великодушным. Она написала по меньшей мере один шедевриальный роман, и даже если почти все ее силы уходили на отчаянные попытки выжить — на что они обе тратили большую часть времени, — это нисколько не умаляло ее литературного успеха, который должен был сохранить имя ее матери в веках. То, что ее величие оставалось для Макмастеров незначимым, не изумляло и не злило Валентайн. Они вели свою игру и руководствовались своими пристрастиями. Благодаря этой тактике они оставались в кругу влиятельных, «полувлиятельных» и облеченных нешуточными полномочиями людей. В круг этот входили обладатели различных наград, премий и титулов, люди, ведавшие этими премиями, и другие деятели, не менее важные в мире литературы и искусства. Также они по возможности общались с рецензентами, критиками, композиторами и археологами, занимавшими должности в государственных учреждениях первого класса или на постоянной основе писавшими статьи для самых уважаемых изданий. Узнав о каком-нибудь талантливом авторе, который был на хорошем счету и уже долгое время считался популярным у публики, Макмастер обыкновенно отправлял к нему разведчиков и безропотно пытался ему услужить, а миссис Дюшемен рано или поздно вступала с ним в письменный диалог о материях духовных и тонких — или не вступала.
Миссис Уонноп они раньше принимали как писательницу, долгое время сохраняющую лидирующие позиции, а также как главного критика влиятельной газеты, но эта газета растеряла свое влияние и исчезла, и потому у Макмастеров пропала необходимость приглашать мать Валентайн. Таковы были правила игры, и Валентайн их принимала. Но то, что все это было сделано с таким показным высокомерием — ибо дважды разрывая маленький круг, собравшийся вокруг миссис Уонноп, миссис Дюшемен ни разу не соизволила узнать у пожилой женщины, как у нее дела, — уж с этим Валентайн не могла примириться и охотно увела бы мать домой тотчас же, и конечно же ни за что не вернулась бы, не услышав извинений.
Недавно ее мать написала роман и даже нашла для него издателя — судя по этой книге, ее писательский талант и не думал ослабевать. Напротив, будучи вынужденной приостановить бесконечную журналистскую работу, которая высасывала из миссис Уонноп все соки, она смогла написать нечто такое, что, по убеждению Валентайн, представляло собой качественное, талантливое, достойное произведение. Ослабевание интереса к внешнему миру — это не всегда свидетельство угасания таланта. Это значит лишь то, что человек всеми мыслями в работе. В таком случае миссис Уонноп вполне может достичь новых высот в писательстве. И Валентайн втайне очень на это надеялась. Ее матери едва исполнилось шестьдесят, а ведь многие писатели создали свои самые лучшие произведения в возрасте от шестидесяти до семидесяти...
И толпа молодежи, собравшаяся вокруг пожилой дамы, усилила ее веру в мамин грядущий успех. Сама же книга в это непростое время не привлекла никакого внимания, и несчастная миссис Уонноп не смогла выбить и пенни из своего упрямого издателя. В течение многих месяцев ей ничего не удавалось заработать, и семья жила на скромный доход Валентайн от преподавания гимнастики, буквально на грани голода, в крошечном загородном домике, больше напоминавшем лачугу... Но небольшая волна внимания в этом относительно людном месте стала для Валентайн знаком того, что в книге ее матери могло быть что-то важное, нужное, талантливое. Для нее это было чуть ли не самое главное в жизни.
Валентайн стояла у стула своей матери и с горечью думала о том, что, если бы Эдит Этель оставила рядом с мамой трех-четырех молодых людей, это отчасти помогло бы миссис Уонноп: невинные похвалы приободрили бы ее — видит Бог, эта скромная помощь сейчас оказалась бы невероятно уместна! И как раз в эту минуту к миссис Уонноп вернулся очень худой и растрепанный юноша. Нельзя ли ему написать одну-две заметки в газету о том, чем сейчас занимается миссис Уонноп? — спросил он.
— Ваша книга привлекла столько внимания! Народ и не знал, что в наше время еще есть настоящие писатели.
По рядам стульев у каминов пробежал негромкий гул голосов. Во всяком случае, так показалось Валентайн!
Миссис Титженс поглядела на гостей, что-то спросила у Кристофера и решительно, но плавно, словно шла вдоль морского берега по пояс в воде, поспешила к Макмастеру и миссис Дюшемен, которые тут же принялись услужливо отодвигать стулья, согнав с них двух штабных офицеров, освобождая путь Сильвии.
Остановившись примерно в ярде от четы Макмастеров, Сильвия вытянула длинную руку и подала ее миссис Уонноп. Звонким, смелым, чистым голосом она воскликнула, так, что ее услышали все, кто был в комнате: