Конец парада. Том 1. Каждому свое

— Продолжаю, — сказал священник. — Считается, что, если бить по мухам со слишком большой силой, на стенах станутся следы. А я пытаюсь оставить след в вашем сознании. Неужели вы не видите, куда движетесь?

— В ад? — равнодушно спросила Сильвия.

— Нет же, — сказал отец Консетт. — Сейчас я говорю о земной жизни. О загробной жизни с вами поговорит ваш духовник. Но я вам не скажу, куда вы движетесь. Я передумал. Я скажу об этом вашей матери, когда вы уйдете спать.

— Скажите мне, — потребовала Сильвия.

— Не скажу, — упрямо повторил отец Консетт. — Сходите лучше к гадалкам из Эрлс-Корта; они вам детально опишут внешность девушки, которой стоит опасаться.

— Некоторые из них не врут, — заявила Сильвия. — Ди Уилсон рассказывала мне об одной гадалке. Та напророчила, что у Ди будет ребенок... Но вы ведь не о том, отец? Клянусь, я никогда...

— Сказать по правде, нет, — ответил священник. — Но давайте поговорим о мужчинах.

— О мужчинах я и без вас все знаю, — заявила Сильвия.

— Сказать по правде, нет, — вновь проговорил отец Консетт. — Но повторим-ка пройденное. Предположим, что вы могли бы уезжать с новым мужчиной каждую неделю... и никто бы вас ни о чем не спрашивал. Или вам хотелось бы менять мужчин почаще?

Сильвия сказала:

— Минуточку, отец. — А потом обратилась к миссис Саттертуэйт: — Думаю, мне надо бы лечь.

— Ступай, — кивнула миссис Саттертуэйт. — Здесь я отпускаю служанку в десять. Что ей делать по ночам в таком месте? Разве что слушать шум домовых, которых здесь полно.

— Как предусмотрительно! — с усмешкой похвалила миссис Титженс. — И справедливо. А то я бы еще, чего доброго, хорошенечко отлупила эту твою Мэри расческой, приблизься она ко мне. Вы говорите, мужчины, отец... — задумчиво проговорила она и вдруг продолжила с внезапным оживлением: — Передумала насчет телеграммы! Завтра я первым делом напишу ему: «Согласна условие Телефонная Станция едет тобой».

Сказав это, она снова обратилась к Консетту:

— Я называю свою служанку «Телефонная Станция», потому что у нее очень высокий, пронзительный голос, который напоминает звонок телефона. Когда я зову ее: «Телефонная Станция» и она говорит: «Да, мэм!», можно подумать, что это отвечает телефонистка... Так вы говорите о мужчинах...

— Я хотел вам напомнить! — сказал отец Консетт. — Однако продолжать нет нужды. Вы уловили суть моих замечаний. Поэтому и притворяетесь, что не слышите.

— Нет, уверяю вас, — сказала миссис Титженс. — Просто если мне в голову приходит какая-то мысль, мне непременно нужно ее высказать... Так, вы говорите, если бы я могла уезжать с новым мужчиной каждые выходные...

— Вы уже урезали срок. Я давал вам неделю, — заметил священник.

— Конечно, у человека должен быть дом, — сказала Сильвия. — Свой адрес. Какие-то еженедельные дела. Стало быть, действительно нужны муж и помещение для содержания служанки. Телефонная Станция все это время получала и столовые, и квартирные деньги. Но не думаю, что ей это сильно нравится... Давайте остановимся на том, что если бы у меня каждую неделю был новый мужчина, то мне очень быстро наскучила бы вся эта суета. Ведь вы к этому клоните?

— Однажды, стоя у билетной кассы в ожидании своего спутника, вы поймете, что настал поворотный момент... Что отношения сходят на нет. И это ощущение будет только усиливаться. Вам станет до безумия скучно, и вы захотите вернуться к мужу.

— Подождите-ка, а ведь вы нарушаете тайну исповеди! — заметила миссис Титженс. — Точно такие же слова я слышала из уст Тотти Чарльз. Она три месяца пыталась так жить, пока Фредди Чарльз был в Мадейре. Она рассказывала ровно то же самое, и даже теми же словами — «у билетной кассы», «до безумия скучно». Да даже «поворотный момент»! Только Тотти Чарльз вставляет это выражение через каждые два слова. Нам больше нравится «переломный момент». По-моему, в этой фразе куда больше смысла.

— Разумеется, я вовсе не нарушаю тайны исповеди, — мягко возразил отец Консетт.

— Ну конечно, не нарушаете! — запальчиво воскликнула Сильвия. — Вы — человек порядочный, знаток человеческих душ, и вы видите нас насквозь!

— Ну, насквозь-то вряд ли, — сказал отец Консетт. — Иначе разглядел бы и добродетели, которые прячутся в недрах ваших душ.

— Благодарю за комплимент, — сказала Сильвия. А потом поспешно добавила: — Погодите-ка, так вы уехали в эту глушь из-за нас? Из-за того, что разглядели в нас, будущих матерях Англии, у мисс Лампетер? Из отвращения и отчаяния?

— Давайте без лишнего драматизма, — попросил отец Консетт. — Положим, мне хотелось перемен. Я не чувствовал, что от меня есть толк.

— О, вы сделали для нас все возможное, учитывая, что мисс Лампетер вечно была не в себе, а французские гувернантки оказались злыми как черти.

— Ты это все уже говорила, — вставила миссис Саттертуэйт. — Однако этот пансион считался лучшим в Англии. Уж о стоимости обучения там я знаю не понаслышке!

— Ну, значит, дело в нашей развращенности, — заключила Сильвия, а потом спросила у отца Консетта: — Ведь мы же были развратницами, правда?